Архив "Шамбала" - Константин Гурьев

Переход к настоящему разговору начался, когда подали десерт. Откинувшись на спинку стула, Азизов сменил тему.

— Скажите, Игорь Викторович, вы смогли бы в себе самом отделить исследователя от писателя, творца?

— Писатель — это и есть творец, извините мою нескромность, — ухмыльнулся Корсаков. — Сам выбирает тему, сам расставляет акценты, сам называет героев, сам описывает. Все сам.

— Я неточно выразил мысль, — признался Азизов и сложил руки одна на другую, как учат в первом классе. — Когда мне нужно решить задачу, выходящую за пределы моего знания и опыта, я предпочитаю обращаться к профессионалам. Им я называю условия задачи и выслушиваю пути решения. Нужны деньги или иная помощь — пожалуйста! Только назовите! Но!

Азизов немного приподнял ладонь над столом.

— Но, приняв условия профессионала, я получаю безусловное право на получение того, что мне нужно. Мы все обговариваем на берегу, и профессионал вправе сказать «да» или «нет». Это — его право. Если «нет» — вежливо прощаемся без обид и претензий. Если «да» — возникают взаимные обязательства.

Азизов мягко положил ладонь обратно, но Корсакову это напомнило удар судейского молотка после вынесения приговора.

— Так вот, — продолжил собеседник. — У меня возникла проблема, и я попросил своих сотрудников поискать варианты решений. Ваша фамилия оказалась в списке среди других, но получилось так, что с вами я беседую в первую очередь. Не стану лукавить, у меня не было предпочтений до нашей встречи, но сейчас вижу: вы мне подходите. Чтобы было проще принять решение, я повторю, почему обращаюсь именно к профессионалу. Во-первых, потому что он — знаток. Во-вторых, ему будет проще войти в профессиональное сообщество в любой точке Земли, а корпоративная среда оказывает содействие и помощь неформально и реально. В-третьих, я обращаюсь к профессионалу именно потому, что эта работа — его естественное состояние и никто не будет удивлен.

— То есть?

— Ну представьте, я бы обратился к какому-нибудь… следователю на пенсии, например. Люди сразу же подумают, что речь идет о некоем преступлении, начнутся ненужные разговоры, мешающие делу, понимаете?

Именно в этот момент он изогнул бровь и задал тот самый вопрос:

— Вы согласны, Игорь?

Корсаков молча кивнул.

— Хорошо. Я, изволите ли видеть, азиат. И по воспитанию, и по мироощущению. Советская власть сделала для нас много хорошего, но и плохого немало, надо признать. Хотя ничего нового большевики не придумали. Они, по существу, продолжили еще начатое при Романовых: то есть подтягивание азиатов к Европе. Вам известно, например, что уже после революции все, позднее названное республиками Средней Азии и Казахстаном, поначалу составляло единую Туркменскую республику? И основное внимание там уделялось, естественно, «туркменскому пролетариату». Ошибка в том, что азиатов, конечно, можно воспринимать единой массой, но это такая же глупость, как считать единородцами, например, украинца и голландца. А что? И те, и другие — европейцы, не так ли? Но от такого «единения» все в Европе пришли бы в ужас. А нас, азиатов, можно объединить в кучу, которую проще воспринимать в форме отклонения с непонятными признаками от нормы! Проще, конечно, называть нас всех, например, «узкоглазыми», но любой вьетнамец или китаец в сравнении со славянином после обильного возлияния, выглядит как человек с широко распахнутыми глазами», — улыбнулся Азизов.

Он помолчал несколько секунд, будто еще раз обдумывая то, что хочет сказать, потом продолжил:

— У нас, в отличие от европейцев, история меньше основывается на документах. В этом смысле мы, конечно, другие. Где кочевникам хранить свои архивы? В монастырях? А как тогда их защищать? Постоянно таскать с собой?

Он снова усмехнулся.

— В общем, для нас, азиатов, более важна история семьи, чем история государства. Особенно, когда речь идет о государстве, которое еще не сформировалось, в котором даже система власти не осмыслена, и потому не может быть выстроена. Ну, не буду загружать теориями, перехожу к практике. Так уж получилось, что в моей семье соединились два разных народа. Я — узбек, жена — бурятка. С одной стороны, оба — азиаты, с другой стороны — многое в наших родах различается. Сейчас обстоятельства сложились так, что нам, я имею в виду и родителей, и других родственников, включая тех, кто давно умер, хотелось бы создать некую историю наших семей в качестве основы истории наших народов. Кое-что уже есть, в обеих семьях уже занимались этим и раньше, но сейчас нужно все свести воедино. И мы выбрали человека, который способен сделать то, о чем я сказал.

Азизов замолчал, раскуривая сигару, и Корсаков вклинился в монолог:

— Если есть такой человек, зачем вам я?

— Я не случайно спрашивал, можете ли вы отделить в себе исследователя от автора? У нас имеются некоторые документы, так сказать, стартовый капитал, и нужно провести исследование. Однако результаты вы сможете опубликовать только частями и только с моего разрешения. Все остальное войдет в диссертационную работу моей жены.

Азизов, глубоко затянулся сигарой, потом надолго задержал дым во рту, прикрыв глаза, будто выпадая из беседы. Заговорил снова он все так же легко, без нажима:

— Перед тем как сформулировать свое предложение, я хочу понять, до какой степени мы можем стать единомышленниками?

После этого добавил:

— Конечно, ваши изыскания наделали много шума, принесли известность, но честно признайтесь: насколько лучше стала ваша жизнь? Ваша обыденная личная жизнь, стала приятнее, удобнее, легче? Думаю — нет, — ответил Азизов сам себе и тут же энергично кивнул головой. — Это я не вопрос задаю, а скорее излагаю то, что нас должно объединить.

Он отхлебнул кофе:

— Вопрос, который задал Роман, о Росохватским, связан с моими интересами. Многое, что может пролить свет на историю наших — моего и жены — родов, возможно, находится в архивах Росохватского, точнее, его наследников или последователей. И еще одно: коли вы соглашаетесь, то всяческую помощь, содействие и, не дай бог, конечно, защиту я гарантирую.

«Вот, насчет защиты — неплохо», — отметил про себя Игорь, вспомнив сцену на вокзале. Вряд ли у Азизова не имеется своей собственной службы безопасности.

Ну, и вообще, такая сделка сама по себе не пахнет ничем дурным. Это ведь не «заказуха», когда журналист, получив материалы, пишет, опираясь только на них, не задумываясь об истине и справедливости. И, в конце концов, если он, Корсаков вернет материалы, не использовав, то о его роли в истории будет почти неизвестно. Мало ли…

— Совсем забыл, — перебил течение его мыслей Тимур. — Публикации наши будут организованы так, будто вы берете интервью у исследователя, занятого проблемами нашего региона — у автора будущей диссертации. Такой вот своего рода промоушен, а оплата — «все включено», понимаете?

«Ну, до кучи», — подумал Корсаков, продолжая молчать.