Медичи. Крестные отцы Ренессанса - Пол Стретерн

Козимо также принимал меры к тому, чтобы новой синьории не досталось ничего, вздумай она конфисковать его активы. Папу Мартина V сменил Евгений IV, оставивший в руках Медичи финансовые дела курии, так что неудивительно, что у папского банкира среди клириков немало было добрых друзей. Никакое правительство не осмелилось бы прочесать монастыри, куда Козимо перевел свое золото, из страха вызвать гнев церкви. При этом принятые им меры предосторожности показывают, что Козимо думал не только о том, как сохранить свои деньги, — он также готовился наложить руки на значительные суммы за пределами республики, в том случае, если затеянная против него кампания заставит вкладчиков в массовом порядке изымать средства из флорентийского отделения банка. Банк Медичи не обанкротится — в любом случае он сохранит свое доброе имя и доверие клиентов. Принципы, унаследованные Козимо от Джованни, будут только укрепляться, при любых обстоятельствах. Тем не менее подобная предусмотрительность хороша лишь в прогностическом плане, а само выживание Козимо окажется в большой степени зависимо от его способности реагировать на события, разворачивающиеся здесь и сейчас. Этим событиям предстояло сыграть поворотную роль в истории семьи Медичи. Поэтому есть смысл рассмотреть их несколько подробнее.

В начале сентября 1433 года новый гонфалоньер и члены синьории должным образом водворились в Палаццо делла Синьория, откуда Козимо Медичи был послан в Муджелло официальный вызов во Флоренцию на предмет «принятия некоторых важных решений». Козимо немедленно откликнулся, хотя «многие друзья отговаривали его от этого шага». Так пишет в своей не вполне беспристрастной «Истории Флоренции» Никколо Макиавелли, чье описание последующих событий опирается на свидетельства очевидцев, сдобренные широко циркулировавшими слухами. Согласно также несколько субъективному описанию этих самых событий, сделанному впоследствии самим Козимо, он прибыл во Флоренцию 4 сентября и направился прямо во дворец на встречу с гонфалоньером Бернардо Гваданьи и членами синьории. Козимо начал с того, что до Муджелло дошли тревожные слухи, будто синьория готовит во Флоренции переворот, имеющий целью захватить его собственность и просто погубить. Но по словам Козимо, «услышав это, они только отмахнулись и призвали успокоиться, поскольку члены нынешней синьории намерены оставить город в таком же состоянии, в каком приняли». Если же все-таки у него сохраняется беспокойство, пусть выразит его на заседании синьории, которое состоится через три дня и на которое он приглашается.

Козимо вышел и направился в банк, находившийся по соседству, на виа Порта Росса, где подготовил распоряжение назначить Липпаччо де Барди, кузена Контессины, человека, которому он безусловно доверял, генеральным директором банка Медичи, ответственным за все решения, которые предстоит принять. Три дня спустя, 7 сентября, Козимо, как и было договорено, появился в Палаццо делла Синьория и с удивлением обнаружил, что заседание уже началось. Его встретил начальник охраны со своими людьми, что породило у Козимо немалую тревогу, затем провел его мимо закрытых дверей, за которыми шло заседание, на самый верх трехсотфутовой башни. Здесь его запихнули в тесную камеру, известную среди флорентийцев как Albergetto (Гостиничка).

Как пишет Козимо, «узнав об этом, поднялся весь город». Это как минимум преувеличение.

На самом деле имело место следующее: Ринальдо дельи Альбицци велел своему сыну и группе вооруженных сторонников занять площадь перед дворцом в качестве демонстрации силы, должной отпугнуть любых потенциальных несогласных и пресечь попытки освободить Козимо. А вот внутри дворца картина выглядела иначе. Члены синьории и охранники были едва ли не в панике, ужасаясь тому, что натворили, и по словам очевидца, «повсюду звенело оружие, одни бежали наверх, другие вниз, кто-то просто разговаривал, кто-то кричал, в атмосфере чувствовались напряженность, возбуждение, страх». В конце концов Ринальдо дельи Альбицци удалось навести хоть какой-то порядок, гонфалоньер и члены синьории возобновили заседание и вынесли Козимо приговор. Узнику вменили «стремление поставить себя над рядовыми гражданами» — на слух довольно скромное обвинение, но на самом деле одно из самых серьезных, какие только могли быть предъявлены гражданину Флорентийской республики. Оно было чревато смертным вердиктом. В подтверждение этого обвинения судьи сослались на дворец, который Козимо строит себе на виа Ларга: при всех мерах предосторожности, принятых им касательно архитектуры дворца, было заявлено, что он слишком роскошен для рядового гражданина республики и более походит на покои потенциального тирана. Подоплека обвинения была недвусмысленной: Козимо де Медичи собирается покорить город, он изменник и заслуживает участи изменника.

Но в данном случае синьория просто побоялась вынести смертный приговор, на котором настаивал Ринальдо, и заменила его пятилетней высылкой из города. Тем временем Козимо сидел, скорчившись, у себя в камере и опасливо прислушивался к выкрикам вооруженных людей, собравшихся внизу, на площади; что в точности происходит, он не знал, но опасался худшего. У него разыгралось воображение: может, его даже не казнят, но просто сбросят с башни, такие вещи случались.

Когда тюремщик открыл дверь камеры и начал зачитывать приговор, Козимо, согласно надежным свидетельствам, «упал в обморок». В дневнике самого Козимо этот эпизод не упоминается, хотя иная реакция на приговор отражена: «Это решение сразу дошло до моего брата Лоренцо, который был тогда в Муджелло, и кузена Аверардо, пребывавшего в Пизе... Лоренцо в тот же день появился во Флоренции, его вызвали в синьорию, но, узнав от верных людей зачем, он сразу же вернулся в Иль-Треббио. Аверардо также поспешно покинул Пизу, ибо был получен приказ схватить его. Удайся им взять всех нас, троих, положение было бы совсем скверным. О происшедшем, — продолжает Козимо, — сообщили моего доброму другу, капитану коммуны Никколо да Толентино». Лишь впоследствии станет ясно, насколько это было важно.

Козимо продолжал оставаться взаперти, ибо Ринальдо дельи Альбицци не оставлял попыток понудить членов синьории вынести ему смертный приговор — или позволить ему самому поступить как заблагорассудится. Два дня Козимо ничего не ел, опасаясь, что его отравят. И как выяснилось впоследствии, не зря: Ринальдо подкупил двух охранников, чтобы те при первой же возможности подсыпали яду в пищу Козимо.

9 сентября Козимо оглушили удары дворцового колокола, звеневшего у него прямо над головой, с башенной колокольни. В городе этот старый колокол прозвали vacca (корова) — созывая по особым случаям граждан Флоренции на площадь перед дворцом синьории, он напоминал своим гулом мычание. Такого рода собрания всех граждан, имеющих право голоса, именовались parlamento — в этом итальянском слове удачно сочетаются оба значения: parley (переговоры) и парламент — собрание, на котором граждане высказываются и голосуют по вопросам, которые власти считают первостепенно важными, включая изменения в конституции. Но на сей раз вооруженные люди Ринальдо дельи Альбицци установили посты на каждой улице, ведущей к площади, и тех, у кого была репутация сторонников Медичи (или даже тех, кого только подозревали в симпатиях к их делу), заворачивали назад. Козимо беспомощно наблюдал за происходящим из крохотного окошка своей камеры; Альбицци явно не желал рисковать, и, по словам Козимо, на площадь были допущены только двадцать три человека. Они-то и сформировали «собрания» высшего парламента.