Убийство – дело житейское - Натали Рафф

Если это произойдет, я действительно буду польщена. Но сойтись? Нет, это просто невозможно! Ни за что!

– Хочу сказать тебе еще одну вещь. Запомни, если легкомысленно отнесешься к интимным отношениям с кем-нибудь из здешних жеребчиков, то рискуешь сразу же залететь. И не смотри удивленно! Я полагаю, твой Миша уже много лет бесплоден, потому и к врачам тебя не пускал… Теперь о деле. Завтра ты встанешь пораньше, приведешь себя в полный порядок и пойдешь в Горисполком к Урманову. Он старый приятель Фаргина, его кабинет находится на том же этаже, что был у Жени – мой друг заведовал отделом индивидуального строительства. Исмаил хорошо со мной знаком, его сын окончил у меня училище три года назад. Ты представишься ему, скажешь, что я при смерти, а потому хочу точно знать, в чем меня обвиняют. Если Иса сможет добраться до кляуз, порочащих мое имя, пусть сделает с них копии. Я хочу с ними ознакомиться. Это – дело серьезное. Мы обе не в курсе того, сколько мне осталось жить, поэтому смело иди и проси. Он не посмеет тебе отказать. И помни, родная, тебе надо себя беречь. Пока ты еще не готова к встряскам, которые бывают у тех, кто заводит романы с женатыми мужчинами!

Таня поднялась, чтобы уйти, но Лина остановила ее. С трудом встав с постели, она достала из тумбочки бархатную коробочку и отдала ее дочери.

– Здесь изумительный, поистине царский гарнитур из золотистых топазов: серьги, подвеска на бархатной ленточке и кольцо. Мне его Женя подарил незадолго до своей гибели. Купил в столичной комиссионке. Я его не носила, мне кольцо велико. Хотела отдать мастеру, чтобы уменьшил, но не успела. Все это оденешь завтра со своим новым костюмом – ты должна быть неотразима. Держись с достоинством и не сутулься. Представь, что ты императрица Екатерина II. Поняла? Перед уходом обязательно разбуди меня, я хочу поглядеть, как ты будешь выглядеть.

Эвелина спала плохо. Она ощущала, что к ней возвращаются силы, но понимала, что в их основе лежат совсем не те чувства, которые еще совсем недавно были сутью ее личности: любовь к прекрасному, уважение к людям, вера в силу добра. Она четко осознавала, что прилив энергии, поднявшийся из глубины ее истерзанного существа, рождается из собственной агонии, а потому замешан на смертельной ненависти, нечеловеческой боли и неистребимой жажде мщения.

Утром, проводив дочь, Пазевская облегченно вздохнула. Теперь одиночество и тишина Лине стали необходимы – они помогали ей погружаться в глубины собственного «я». Она содрогалась при виде грозовых туч и черных молний, полыхающих на некогда светлых просторах ее изболевшейся души, а потому становилась все сумрачнее и сосредоточеннее. Еще раз, обдумав создавшуюся ситуацию, Эвелина одобрила свое решение послать Таню на прием к Урманову. Она предполагала, что у Исмаила, такого крупного, шумного и эмоционального мужчины, давно должна была быть набита оскомина от общения с маленькой, желчной, сухопарой и непомерно амбициозной Милей, а потому он просто не сможет не расчувствоваться при виде Тани – такой роскошной, золотоволосой, безутешно-печальной и молодой.

Пазевская все рассчитала правильно, и через два дня Исмаил Азизович посетил их лично. Он поблагодарил Эвелину Родионовну за то, что она настолько хорошо обучили его сына, что теперь ему доверяют в училище работу педагога по специальности, а потом, показав копию доноса, ходившего по рукам в высших инстанциях, попросил Пазевскую его прокомментировать.

Эвелина была мастером разговорного жанра. За пятнадцать минут она убедила Урманова, что кляузу написали завистники и неучи. Она объяснила, что альбом с репродукциями картин Пикассо легально завезен в страну доцентом Киевской консерватории Гаврилиной после гастролей по Франции, а потому не может быть признан контрабандой. Лина разъяснила Исе, что знакомство учащихся с разными аспектами творчества художника, автора знаменитого голубя, ставшего символом мира на земле, не может квалифицироваться, как пропаганда буржуазного мировоззрения. А после этого рассказала, что выдающегося французского композитора Мессиана все просвещенное человечество знает, как страстного поклонника природы, записывающего голоса птиц, а потом вставляющего эти записи в свои сочинения. Его пьесы, вошедшие в альбом под названием «20 взглядов младенца Христа», напрямую не связаны с духовной музыкой, так как не имеют текстов. Они пронизаны любовью ко всему человечеству и пропагандируют религиозное мировоззрение не более, чем картины Рафаэля, Микельанджело и Да Винчи, с изображением мадонн, а эти шедевры составляют гордость лучших музеев страны.

Исмаил сидел красный, как вареный рак, и молча слушал лекцию Пазевской. Уходя, он пообещал помочь Тане получить временную прописку по уходу за матерью. Уже прощаясь в прихожей с молодой женщиной, Иса горестно прошептал:

– Ваша мама блестящий специалист. Я бы мечтал, чтобы она по-прежнему опекала моего сына. К сожалению, это уже невозможно! Ужасно сознавать, что последние месяцы жизни такого человека омрачены потоками клеветы. Сделаю все, что в моих силах, чтобы аннулировать все обвинения в ее адрес.

Урманов с энтузиазмом взялся за это дело не только по соображениям чистого альтруизма. Он искренне считал, что инсинуации в адрес Эвелины Родионовны рикошетом бьют и по его семье. Исмаил рассуждал логично: в городе все знали, что Пазевская была очень близка с Джамилей и та прислушивалась к профессиональным советам подруги. Миля с гордостью трубила на каждом углу, что под ее руководством их сын Мурад станет высококлассным специалистом. Теперь парень приехал, только начинает свою педагогическую деятельность, и от ошибок не застрахован. В создавшейся ситуации любой его профессиональный промах может быть истолкован недоброжелателями их семьи не как проявление юношеской незрелости, а как сознательное вредительство, осуществляемое в соответствии с порочной идеологией, усвоенной им в классе своего неблагонадежного и социально опасного преподавателя.

Исмаил успешно провел работу по реабилитации Эвелины Родионовны в высших эшелонах власти. Окончательно обелить имя Пазевской взялась сама Азарханова. К этому делу она приступила с энергией, достойной восхищения, так как была полностью удовлетворена тем, как развиваются события. Как ни странно, но Джамилю необыкновенно вдохновлял тот факт, что добила она подругу чужими руками. Миля прекрасно рассчитала оптимальное время для нападения. Она нанесла удар тогда, когда физические и душевные силы Лины были подорваны не только бесконечной чередой несчастий, свалившихся ей на голову, но и проблемами со здоровьем, неизбежно возникающими у женщин, перешагнувшими пятидесятилетний возрастной порог. В итоге, покончить с Пазевской оказалось настолько легко, что у Джамили возникло ощущение, будто само провидение взялось помогать ей в этом деле. И вот теперь, когда Лина находилась на пороге лучшего мира, Азарханова надумала превратить погребальный костер, на котором она так ловко сожгла