Хитники - Михаил Бабкин

– Храбрый рыцарь, – напевно сказало дивное видение, – я жду тебя много веков! Злой колдун Саруман зачаровал меня, несчастную принцессу, взглядом своего всевидящего ока и превратил в бестелесного призрака. Но твой поцелуй вернёт мне жизнь, о славный юноша! – Хотя дева находилась далеко, а сладкий голосок звучал еле-еле, Глеб слышал всё преотлично. Как будто она ему на ушко шептала.

– Может, Саурон? – млея, спросил парень, – э, какая, блин, разница…

– Злой Саурон, – быстро подтвердила принцесса. – Иди же ко мне, мой герой, – она поманила к себе пальчиком, Глеб и пошёл. Однако путь оказался нелёгким, дорога извилисто петляла то так, то эдак; парень не смотрел под ноги, они сами несли его к цели – но несли почему-то по кругу. К тому же чересчур медленно.

– Глеб… Глеб, сволочь такая… Очнись! – неприятно и назойливо вдруг зазвучал в голове парня чей-то посторонний голос, – приди в себя, кретин обычниковый! Дурень, ты сейчас погибнешь! – Перепуганные вопли были в этот трепетный момент абсолютно лишними, неуместными, и потому Глеб старался не обращать на них внимания. Но, к сожалению, таинственный «некто» продолжал орать и материться, посыпая Глеба самыми грязными ругательствами – когда же невидимый хулиган прошёлся по всей родословной парня, он не выдержал, остановился и вне себя закричал ответно: надсадно, тем же матом… тут-то Глеб и пришёл в себя от собственного ора.

И едва не закричал вновь, на этот раз от ужаса.

Глеб стоял неподалёку от края глубокой ямы, занимавшей едва ли не треть площади. Там, внизу, на дне провала, в болотной жиже грузно копошилось нечто громадное, зелёное и панцирное; десятки поднятых вверх гигантских клешней нетерпеливо кусали воздух – настолько зловонный, что хоть противогаз надевай. В яме непрерывно что-то булькало, клокотало и шипело, словно там шла постоянная химическая реакция.

А ещё Глеб увидел за провалом городскую ратушу с мраморными статуями перед входом и разбитыми башенными часами со скрученными в жгут стрелками. Увидел самодельные каменные завалы вокруг ямы – точь-в-точь покинутые в спешке баррикады; увидел впереди разбитую военную машину, зависшую передними колёсами над тем провалом, с парой сидящих в ней скелетов в истлевшей форме. Скелеты весело щерились из-под низко надвинутых на костяные лица ржавых касок.

Гном и бабай вяло брели вдоль насыпного бруствера ямы, медленно но верно приближаясь к дальнему проёму в нём. Аккурат возле битой машины.

– Нет, – сонно бормотал Федул, слабо дёргая Модеста за полу фуфайки, – такого не бывает… ого, миллиард космических галактов в рулетку… да, я всегда любил число пятнадцать! Что, и целая планета в придачу, натурально один сплошной океан из крепкого пива?… Солярис хмельного свойства, ну-ка, заверните в пакетик, беру с собой.

– Мои славные пегие коровки, – тем временем невнятно мычал бабай, уставясь перед собой невидящим взором. – Знатно молочные, эть как! А вот и улики с мёдом, хороший самогончик в бидонах… эвона, арбузная бахча… спелые дыньки, сочные помидорки и свежие курячьи яйки. – Глеб, ухватив друзей за одежду, с трудом поволок их прочь от зловещего провала. Друзья идти не хотели, упирались во всю; Глебу даже пришлось несколько раз влепить пощёчины что Модесту, что Федулу – лишь тогда гном и бабай стали проявлять хоть какие-то признаки понимания.

– Я не позволю всяким там! – наконец очнувшись, громко заверещал Федул, юрко вырываясь из глебова захвата, – чтобы меня лишали честно выигранного куша… Эге, а чего случилось-то? – гном, окончательно приходя в себя и остывая, огляделся, тут же со стоном схватился за голову. – Ох, страсти какие… у тебя, Глебко, случаем, растворимого аспирина нету? Американческого производства, очень он для эльфийских мозгов полезный, не то я вот-вот головой в обморок упаду!

– Не-а, – Глеб, тяжело сипя, продолжал тянуть невменяемого Модеста подальше от ямы с жутким существом. – После поговорим… помогай спасть брателлу! – Гном, хоть и постанывая, но кинулся на подмогу: упёршись ручками в фуфаечную поясницу бабая как Сизиф в неподъёмный булыжник, Федул принялся изо всех силёнок толкать «брателлу» прочь от опасного места – вдвоём дело у них пошло гораздо веселее.

– Эй, самоубийцы, – неуверенно донеслось из-за ближнего каменного завала, – вы чего, и впрямь жить хотите? Или это какой особый мазохистский прикол?

– Какой, к чёрту, прикол, – сердито пропыхтел Глеб. – Чуть в магическую ловушку не угодили… что за гнусь в ямине обитает, а? Гипнотизёр крабий, сто вёдер кипятка ему на башку и воз укропа в придачу!

– Тогда валите сюда, – командно приказал тот же голос. Парень развернул сонного Модеста в обход завала: через полминуты нелёгкого труда запыхавшиеся спасатели, вместе со спасённым, оказались на месте.

За грудой булыжников прятались двое граждан в одёжках весьма странного пошива – чрезвычайно похожих на мягкие скафандры из дешёвых фантастических боевиков. Такие же серебряные гермошлемы с поднятыми на затылок стеклами-забралами; такой же серебристый, плотно облегающий тело материал, и, разумеется, серебряные дутые ботинки: форма настолько же пижонская, насколько бесполезная в реальном открытом космосе. Мало того, эти двое и внешне походили друг на дружку как две капли воды – худощавые, среднего роста, гладко выбритые, с узкими полосками прозрачно-жёлтых защитных очков. Причём оба, едва ли не синхронно, жевали жвачку.

Глянув на «космонавтов» Глеб невольно вспомнил присказку «двое из ларца, одинаковы с лица»: единственное отличие состояло в том, что у ближнего к ним «космонавта» на плече висела профессиональная видеокамера. Или какой-нибудь магический лучемёт с хрустальной суперлинзой, поди разберись, что к чему в этом колдовском городе!

– Я – Дорофей, проектор, а вы кто будете? – перестав жевать, не слишком внятно сказал гражданин с «невесть чем» на плече. Вновь начав работать челюстями, он немедленно вспомнил важное и добавил со значением: – Штатный репортёр новостного видеоканала, рубрика «Смерть им к лицу, или самоубийство как вид запредельного искусства». Детям до шестнадцати смотреть запрещено. – По всей видимости процесс жевания у штатного репортёра был неразрывно связан с мыслительной деятельностью.

– Прожектор? – не понял Глеб. – Как это?

– Мы – трио народных музыкантов, прошу любить и жаловать, – ткнув Глеба локтём в бедро, доложил Федул. – Это Модест, наш виртуоз губной гармоники, но он пока в отключке; Глеб, специалист по акустической гитаре, и я – ударник на всех шумовых инструментах плюс великолепный, классический баритон! Ну, ещё я по совместительству импресарио: не желаете ли, случаем, заказать концертик с валютной предоплатой? Нам бы только музыкальными инструментами разжиться, а тогда мы запросто, с дорогой душой!

– Музыканты, да-да, – неопределённо хмыкнув, согласился Дорофей. – А как же. – Глеб представил на секундочку, кого видит перед собой репортёр: гнома в длиннющем грязном свитере, потрёпанных джинсах и галошах, с верёвкой вместо пояса и заткнутой за неё дубинкой конкретного предназначения; здоровяка в нелепых по жаре войлочной шапке и наглухо застёгнутой зековской фуфайке – к тому же в донельзя перепачканных грязью штанах и кожаных лаптях. И его, Глеба, похожего сейчас на сантехника во время аврального ремонта: в замызганной куртке, порванных в драке брюках, в ободранных до белых лохмотьев туфлях. Да ещё кепку где-то потерял… Лично он, Глеб, десятой стороной обошёл бы подобных музыкантов. Во избежание неприятностей, так сказать.