Кровь изгнанника - Брайан Наслунд

– С большим трудом, – сказал он. – Зато теперь его невозможно повредить. Видишь, на лезвии нет ни единой зарубки или отметины.

Эшлин кивнула, понимая, что расспрашивать дальше бесполезно.

– Зато на тебе отметин много, – сказала она, рассматривая шрамы под расстегнутой рубахой.

– Ага.

Когда Бершаду было шестнадцать, он целую неделю провел без сна на подоконнике своих покоев в замке, раздумывая, стоит ли взбираться в опочивальню Эшлин.

На этот раз он не испытывал ни малейшей неуверенности.

Он подошел к Эшлин и поцеловал ее. Провел ладонями по щекам, по черным кудрям, ниспадавшим до бедер. Он целовал ее сотни раз. Тысячи. Но четырнадцать зим и четырнадцать лет не вытравили знакомый вкус ее губ. У Бершада задрожали руки.

Разомкнув объятья, Эшлин кончиками пальцев погладила шрамы под расстегнутой рубахой Бершада.

– Даже не верится, что ты жив, – прошептала Эшлин. – Не верится, что этот жестокий мир позволит мне снова обнять тебя. Я так соскучилась… – Она поцеловала его шею. Скулу. Татуировки на щеках. Губы. – Мне так тебя не хватало.

– Мне тоже тебя не хватало.

Бершад погладил ей руку, помедлил у запястья. У внутренней стороны запястья, под шнурком из акульей кожи, скрывался папирийский нож длиной в палец. Эшлин обзавелась этим ножом, когда ей исполнилось десять лет.

– Ты с ним так и не расстаешься? – спросил Бершад. К кожаному шнурку добавилась странная прозрачная нить, но в остальном ни шнурок, ни нож не изменились.

– Ты же знаешь Хайден. Она утверждает, что меня легче уберечь, если я сама могу дать отпор врагам.

Бершад коснулся ее щеки:

– Воспоминание о твоих чертах я пронес через всю Альмиру. Ничего дороже у меня не было. Но сейчас оно кажется незначительным, словно я хранил гальку, притворяясь, будто она – огромный валун.

Эшлин снова поцеловала его. По ее щекам струились горячие слезы. Она легонько прикусила его нижнюю губу, как делала всегда, когда у нее не было слов, чтобы выразить свои чувства.

Наконец он высвободился из ее объятий. Притворство не имело смысла.

– Эшлин… Я понимаю, почему Гертцогу хочется, чтобы императору скормили раковину. Твой отец ни за что не потерпит измывательств над родными и близкими. А вот на тебя это не похоже. В двенадцать лет ты, чумазая девчонка, верхом на боевом коне въехала в зал, где заседал верховный совет, и потребовала, чтобы король прекратил выдавать грамоты на драконьерство в долине Горгоны, потому что в тот год убили слишком много речных кикимор. А теперь ты жаждешь смерти императора. Почему?

– Потому что если Мерсер доживет до лета, то уничтожит всех драконов Терры.

– Как это? – удивился Бершад.

– Сейчас объясню. – Эшлин кивнула на ковер у очага, и оба уселись к огню. – Когда балары согласились приехать в Незатопимую Гавань, я сказала верховному совету, что они хотят договориться о торговом соглашении с Альмирой, чтобы наконец-то прекратить тридцатилетнюю изоляцию Баларии. Частично это было правдой. Мы с императором обсудили торговлю лесом, солью, пряностями, опиумом, драконьим маслом и сталью. Вдобавок мы обсудили кое-что еще.

Поразмыслив, Бершад сказал:

– Брачный союз.

– Верно. Мой забулдыга-муж утонул четыре года тому назад, а жена Мерсера умерла, так и не родив наследника. Вполне естественно, что нам следовало подумать о браке. Наша свадьба давала Мерсеру возможность исправить промах его отца и завоевать Альмиру без кровопролития.

– А тебе?

– Мерсер Домициан безраздельно властвует на восточном берегу Моря Душ, но я ничего не знала ни о его нраве, ни о его устремлениях, хотя неоднократно пыталась внедрить соглядатаев в императорский дворец. Мне нужно было узнать замыслы противника. Торговые переговоры дали мне такую возможность. Я наконец узнала, кто такой Мерсер Домициан. И меня это насторожило.

– В каком смысле?

– Зная, что мне нравится изучать драконов, Мерсер поделился со мной своими… кхм, пристрастиями. Он думал, что это подчеркнет общность наших интересов, но, насколько я могу судить, наши интересы прямо противоположны. Вот, взгляни. – Эшлин развернула один из свитков – карту, где были отмечены все драконьи логовища на восточном побережье Терры. – Уже много лет ходят слухи, что балары усиленно охотятся на драконов, чтобы обеспечить неутолимую потребность Бурз-аль-дуна в драконьем масле. Однако лишь два месяца назад я поняла, как далеко зашло дело. Если верить Мерсеру, то с прошлого Великого перелета, то есть вот уже пять лет, в округе на неделю пути от Бурз-аль-дуна не появлялся ни один дракон. В Баларии осталось одно-единственное логовище, крупнейшее в стране. Драконы прилетают туда гнездиться. – Она указала на зеленый треугольник в восточной части карты. – Его называют Зыбучей падью. Людям туда не пробраться, потому что логовище окружено непроходимыми мангровыми лесами. Каждые пять лет туда прилетают на гнездовья тысячи драконов. Молодняк рождается летом, когда зной прогревает болота. Вот уже три года император Мерсер прокладывает тракт через мангровые леса, а еще начал производство нового типа катапульт, способных подбить дракона в полете, за тысячу локтей в воздухе. Мерсер показал мне чертежи – я даже не представляла, что в рычаге лебедки может быть столько шестеренок и болтов. Катапульты перезаряжают с необыкновенной быстротой, с помощью механизма, работающего на драконьем масле. Впрочем, неудивительно, что в стране, где вот уже пятьсот лет поклоняются богу-машине, а не глиняным истуканам, новое изобретают быстрее. – Эшлин раздраженно тряхнула головой. – В день летнего солнцестояния, когда драконы Терры вернутся в Зыбучую падь, Мерсер окружит болота сотнями новых катапульт и перестреляет всех ящеров.

– А зачем ему разом убивать всех драконов?

– Затем, что в Бурз-аль-дуне за месяц расходуют больше драконьего масла, чем во всей Альмире – за год. Драконье масло используют для всего в городе. Мерсер изобрел новый способ перегонки драконьего масла. В концентрированном виде оно превращается в превосходное экономичное топливо, однако с каждым годом его требуется все больше и больше. Если в Зыбучей пади истреблять драконов постепенно, то запасы масла удовлетворят потребности нескольких поколений, но Мерсер хочет уничтожить их разом, чтобы обеспечить себе почти монопольное владение самым ценным товаром в мире. Тогда Мерсер сможет устанавливать цены и поставлять драконье масло на своих условиях не только империи, но и всем остальным народам Терры.

– А почему он тебе все это рассказал?

– Он полагал, что после свадьбы я точно так же поступлю с Дайновой пущей и монополия станет всеобъемлющей.

– Это ужасно.

– Да.

– А почему ты этого не сказала в зале Алиор?

– Сайлас, ты же сам не дал мне возможности ничего объяснить. Вдобавок я не говорила отцу о предложении Мерсера. Если честно, я боялась, что он согласится выдать меня замуж за императора. Да, я предложила его убить, но Гертцог счел это хорошим признаком и решил, что я стала безжалостной и жестокой владычицей, достойной унаследовать престол. Что я готова окропить клинок кровью, защищая династию Мальгравов. – Эшлин умолкла, разглядывая карту. – Для народов Терры драконы важнее войн и династических устремлений. Драконы поддерживают равновесие в нашем мире. Из-за повального истребления драконов Балария почти превратилась в пустыню. В Галамаре свирепствует голод, в Листирии тоже острая нехватка продовольствия.