Книга оборотней - Сабин Баринг-Гоулд

Humes pluseirs Garwall deviendrent

E es boscages meisun tindrent{44}.

В Бретани звался бисклавре{45},

В Нормандии — гарваф{46}.

Историй есть о том немало,

Ведь раньше часто так бывало,

Что люди с этакой душой

Жили зверьми в глуши лесной.

В «Breslauische Sammlungen»[29]{47} есть интересная статья Ранеуса (Rhanæus) о вервольфах Курляндии. Автор, в частности, пишет: «Многие истории об оборотнях основываются не на слухах, а на бесспорных фактах, которые подтверждают лишь, что Сатана (если только мы не сомневаемся также и в его существовании) держит в своей власти всех детей тьмы. На тех же, кто страдает ликантропией, он воздействует тремя способами:

1) в некоторых обстоятельствах они ведут себя как волки, например нападают на овец, убивают скот и т. п., но при этом на самом деле не превращаются в волков (в оборотней не верит никто из ученых мужей Курляндии), а остаются в людском обличье, однако им самим при этом кажется, что они стали волками, причем эта галлюцинация распространяется и на всех, кто видит несчастных в этом состоянии, — им чудятся стаи волков, хотя перед ними не волки, а люди;

2) страдающие ликантропией видят сны, в которых они нападают на скот, а поутру верят, что это и вправду было, хотя на самом деле всю ночь они провели в своей постели под властью видений, насылаемых дьяволом;

3) демоны могут вселяться в обычных волков, заставляя их вести себя необычным образом, а потом являют эти сцены в видениях страдающим ликантропией, так что, проснувшись, несчастным кажется, будто они в волчьем обличье совершили все увиденное во сне».

Чтобы проиллюстрировать каждый из указанных способов дьявольского искуса на конкретном примере, Ранеус приводит три истории об оборотнях, которые, как он отмечает, основаны на вполне достоверных фактах. В первой речь идет о некоем господине, которому однажды случилось увидеть, как волк тащит овцу из его стада. Разгневанный хозяин выстрелил в зверя, ранив его, так что тот взвыл от боли и скрылся в чаще. Когда же этот господин вернулся домой, то выяснилось, что вся округа полнится слухами, будто он стрелял в одного из своих арендаторов, трактирщика Микеля. Жена трактирщика по имени Лебба рассказала все, что знала, а многочисленные свидетели подтвердили: ее муж посеял рожь и хотел устроить праздничный обед по этому поводу, но не знал, где взять мяса. Жена умоляла его ни в коем случае не покушаться на хозяйский скот, зная, что все стада охраняют злые собаки. Однако муж ее не послушал и решил-таки украсть овцу, за что и поплатился. Раненый Микель кое-как доковылял до дому, а там от обиды и ярости набросился на собственную лошадь и прокусил ей горло. Это произошло в 1684 году.

В том же году охотнику, выследившему стаю волков и совсем уже было собиравшемуся открыть по ним стрельбу, был голос:

— Эй, приятель, не стреляй! Так и знай, ничего хорошего из этого не выйдет!

Третья история рассказывает о несчастном, страдающем ликантропией, который предстал перед судом по обвинению в колдовстве. Поскольку у законников не было никаких доказательств преступления, они подослали к подсудимому местного крестьянина, чтобы тот выведал правду. Крестьянин должен был попросить оборотня помочь ему из мести загубить корову соседа, но сделать это осторожно, желательно в обличье волка. Обвиняемый сперва не соглашался, но после долгих уговоров уступил. На следующее утро в хлеву была найдена задранная корова, однако охранники, сторожившие заключенного, дружно поклялись, что ни на миг не спускали с него глаз и точно знают, что подсудимый не покидал камеру и всю ночь крепко спал. Видели лишь, как он шевельнулся во сне.

Виериус{48} и Форестус{49}, ссылаясь на Гийома Брабантского{50}, рассказывают о некоем знатном господине, который был настолько одержим дьяволом, что ему то и дело начинало казаться, будто он волк. И тогда он устремлялся в лес и иногда даже нападал на маленьких детей. Однако в конце концов Господь сжалился над несчастным и вернул ему рассудок.

Наверняка сходным психическим расстройством страдал и знаменитый провансальский трубадур Пейре Видаль{51}. Якобы он был влюблен в некую даму из Каркассона по имени Лоба (что на местном диалекте значит «волчица») и от избытка чувств выл, словно волк, бродя по округе, более напоминая неразумного зверя, чем человека.

Волчья страсть нашла отражение в одном из стихотворений трубадура — A tal Donna[30]:

Увенчан счастьем я безмерным,

Оно дороже всех корон:

Ведь я любим, и я влюблен

И буду ей вовеки верным.

Как Ричард, я богат точь-в-точь:

Платок дала мне графа дочь.

Что мне Анжуй? Зачем Турен,

Когда есть рук любимых плен?

Я даже волком стать готов,

И оборотнем называться,

И по пустым лесам скитаться,

Пугая праздных пастухов;

Ни дом не нужен, ни кровать —

Готов в лесу я зимовать:

Меня согреет вновь и вновь

В любой мороз моя любовь.

Волчица, Лоба, пред тобой

Тот, кто обрел в тебе святыню,

Тот, кем владеешь ты отныне, —

Теперь я навсегда лишь твой.

Иов Финцелиус{52} в своем трактате[31]приводит трагическую историю одного крестьянина из Павии, который, перекинувшись волком, нападал на людей и разрывал их в клочья. Когда злодея в конце концов поймали, он пытался убедить судей в том, что, по сути, ничем не отличается от обычного волка: просто у волка шерсть растет наружу, а у него — внутрь. Члены магистрата, тоже, видимо, личности весьма кровожадные, повелели отрубить обвиняемому руки и ноги, чтобы проверить, правду ли он говорит. От тяжелых увечий подсудимый умер. Происшествие датировано 1541 годом. Встречающийся в этом рассказе мотив ношения шкуры шерстью внутрь является очень древним: латинское слово versipellis (букв. «вывернутая наизнанку шкура») использовалось применительно к людям в произведениях Петрония, Луцилия{53} и Плавта{54} и имело уничижительное или даже оскорбительное значение. Сходную семантику могло иметь и слово hamrammr в скандинавских языках.