Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова - Андрей Шляхов

Молчание длилось до тех пор, пока Елена не закончила списывать.

Она убрала ручку и тетрадь в сумку, достала из нее карманное зеркальце, посмотрелась в него, поправила рукой воображаемый дефект прически, убрала зеркальце, посмотрела в окно, на исписанную кем-то из преподавателей грифельную доску, затем, словно только что увидев, посмотрела на Данилова и будничным тоном сказала:

— А я замуж выхожу.

— Подожди, я скоро… — невпопад ответил Данилов, торопясь поскорее расправиться с конспектом.

— Что — скоро?

— Я скоро закончу.

— И что?

— Пойдем вместе?

— Замуж?! — интонация подруги вернула Данилова из мира общей гигиены на грешную землю.

— При чем тут замуж? — искренне удивился он.

— В этом ты весь, — нахмурилась Лена. — Я сказала тебе, что выхожу замуж, а ты даже не расслышал.

— Я расслышал. Зачем ты так шутишь?

— Это не шутка.

— Это… предложение? — не успело последнее слово сорваться с губ Данилова, как он уже жалел о сказанном. Фраза, задуманная как остроумная, вышла тупой и пошлой.

— Это — информация!

— К размышлению?

— К сведению! — Лена встала. — Я пойду, а ты дописывай. Тетрадь завтра вернешь Бурчаковой. Мне хочется побыть одной…

— Ты не можешь так! — Данилов вскочил на ноги, едва не перевернув стол, за которым они сидели. — Ни с того ни с сего заявить, что ты выходишь замуж и после этого взять и уйти! Я хочу знать — почему?! За кого?! С какой стати?!

— Какая разница? — длинные, завивающиеся на концах волосы Лены заколыхались в такт движениям головы. — Ты сердишься — значит, ты любишь. А для тех, кто любит, совершенно не важно, почему, с какой стати и за кого. Важно только одно — моим избранником оказался не ты, а другой мужчина. Все остальное так — мелочи.

— Но…

— Свобода выбора — одно из главных завоеваний демократии, — улыбнулась Лена и стуча каблучками выпорхнула из аудитории, унося с собой лучшую частичку жизни студента четвертого курса Московского медицинского университета Владимира Данилова.

Больше всего на свете Данилов не любил выезжать на констатацию смерти. Мнилось ему в этом что-то неправильное, издевательское. Доктор приезжает на вызов лишь для того, чтобы подтвердить смерть человека — что может быть абсурднее?

Однако какие-то ведомственные законы и должностные инструкции запрещают тем же сотрудникам милиции или МЧС констатировать смерть. В ряде случаев это вполне обоснованно, чтобы те по незнанию и неопытности не отправили бы в морг еще живого человека.

Впрочем, однокурсник Данилова Валера Беляев, избравший для себя спокойную и непыльную стезю патологоанатома, утверждал, что как минимум раз в квартал кто-то из доставленных к нему в морг покойников оживал и принимался скандалить, отвлекая сотрудников от дел, самым важным из которых являлось распитие самых разнообразных спиртных напитков.

— Все думают, что мы пьем из-за того, что имеем дело с трупами, — сказал однажды Валера. — Тяжелая работа, запахи, мысли о смерти и все такое… На самом же деле это не так. Мы пьем потому, что наша клиентура, в отличие от вашей, не препятствует этому прекрасному процессу. Наша клиентура — это лучшие из пациентов, которые никогда не пожалуются на то, что от доктора немного веет спиртным духом.

Но какой смысл в констатации смерти на пожаре, когда от человека остается обугленная головешка, застывшая навсегда в причудливой «позе боксера» с подтянутыми к поясу ногами и вытянутыми вперед полусогнутыми руками? Происходит это вследствие посмертного сокращения мышц под действием высокой температуры. Тут и первоклассник не ошибется с констатацией, не то что взрослый мужик с погонами и служебным удостоверением.

Нет — извольте вызывать для констатации смерти врача или фельдшера. Иначе — никак.

Хорошо хоть на констатацию не пришлось долго ехать — сгорела бытовка сторожа в гаражах, находившихся напротив дома, в котором бригада Данилова купировала астматический статус у «постоянной клиентки» шестьдесят второй подстанции, сорокалетней домохозяйки, никогда не соглашающейся на госпитализацию.

— На кого я мужа с детьми оставлю, доктор, — сипела она, просяще заглядывая в глаза Данилову. — Дома перебьюсь, не впервой. Вы только облегчите мне немного…

Облегчали два с половиной часа — в довершение ко всему вены у пациентки были никудышные. Тонкие, словно ниточки, и оттого «неуловимые». Вера дважды налаживала кубитальный катетер в локтевой ямке, то на правой руке, то на левой, но тонкие стенки вен лопались, образуя гематомы, подкожные кровоизлияния — болезненные синюшные шишки.

— Может, в кисть? — предложил Эдик, стоявший «на подхвате» с заправленной «системой» в руках.

— Без толку, — ответил Данилов и обратился к больной, в силу своего состояния не лежавшей, а почти сидевшей на кровати: — Вы сможете минуту полежать без подушек? И по возможности не шевелясь? Я поставлю вам подключичный катетер.

Классными подключичными катетерами, удобными и надежными, которые никогда не обламывались при постановке, Данилова снабжал знакомый доктор из реанимации сто пятнадцатой больницы. Данилов когда-то госпитализировал его с катка с переломом лодыжки, так и познакомились.

Данилова совершенно не смущало то, что катетеры были крадеными. Он использовал их для блага своих пациентов, никогда не позволяя себе намеков на то, что использует «собственное» снаряжение, и жил в полном согласии с совестью.

Не отнимая от лица резиновой маски, в которую из переносного ингалятора подавался кислород, больная дважды кивнула.

— Эдуард Сергеевич, «подключичику» ставить доводилось? — спросил Данилов у стажера.

— Ну… в общем — да, — тон Эдика свидетельствовал о том, что постановка подключичного катетера еще не была отработана им как следует.

— Поможешь пациентке лечь и заодно освежишь знания.

Данилов быстро надел перчатки, протер руки ваткой, смоченной в спирте, и сказал больной:

— Пора ложиться.

Эдик переложил подушки с кровати на кресло и помог женщине лечь на спину. Данилов тем временем принял у Веры распечатанную ею упаковку с катетером, достал из нее толстую длинную иглу с проходящей внутри жесткой пластиковой нитью — проводником, подождал, пока Вера протрет йодом «операционное поле», прикинул «диспозицию» и одним, отработанным до рефлекса, движением проткнул кожу под левой ключицей больной прошел через тонкий слой подкожной жировой клетчатки и вошел в подключичную вену. Вошел правильно, как полагается — не проткнул ее насквозь, а немного провел иглу с проводником «по вене». Из иглы начала поступать наружу темная венозная кровь.

— Класс! — восхищенно выдохнул Эдик.