Влюбиться в чудовище - Викторин Э. Лискэ

Арабелль глубоко вздохнув, посмотрела на меня.

— С вами произошёл несчастный случай?

Я кивнул.

— Я врезался в фонарный столб на скорости восемьдесят пять миль в час.

Арабелль  взглянула на мой самый большой шрам на лице.

— Так вот как..?

— Нет. На мне не было ни одной царапины… А Серина умерла от удара.

Арабелль положила мне руку на плечо.

— Мне очень жаль.

— Хотел бы я, чтобы это был конец истории… Мой отец рассказывал о старухе, которая жила неподалёку от города. Поговаривали, что она могла... делать некоторые вещи.

— Исцелять людей?

— Да. И я был настолько эгоистичным ублюдком, что решил доставить безжизненное тело Серины к старухе и заставить её  исцелить мою девушку, но сделать это вовсе не из большой любви к Серине. Я не хотел понести наказание за то, что совершил… Я… я хотел скрыть это. Я появился на пороге дома старухи с телом Серины на руках, требуя, чтобы она помогла мне…

Закрыв глаза, вспоминаю ту жаркую летнюю ночь. Я был весь в крови Серины. Я нёс её тело к двери старухи, точно так же, как на днях нёс Арабелль, но только в тот раз я был высокомерен и воинственно настроен.

Старуха, едва взглянув на Серину, сказала, что она мертва и ей уже не поможешь, но я не хотел этого признавать. Я потребовал, чтобы она что-нибудь сделала. Всё, что угодно, лишь бы исцелить Серину.

Мы подошли к развилке тропы, и я сделал знак Арабелль свернуть направо.

— Старуха сказала, что единственное, что может воскресить  Серину – это древнее заклинание, пронизанное тьмой. Она предупредила меня о серьёзных последствиях использования такого рода магии, но я не отступил. Старуха  спросила меня, готов ли я позволить кому-то другому умереть вместо Серины. И я… с радостью принял это условие, думая, что не понесу наказание за аварию со смертельным исходом, потому что следов преступления не будет. Мне было всё равно, что умрёт кто-то, кого я не знаю. Я рассудил тогда, что люди умирают каждый день…

Я посмотрел, не шокирована ли Арабелль моим рассказом, но она  просто слушала с непроницаемым лицом. И я продолжил.

— Старуха провела ритуал и Серина очнулась, но она бросилась на меня чуть ли не с кулаками, разозлившись на то, что я испортил её брендовую одежду и дорогую машину. В конце концов, Серина сказала мне больше не звонить ей  и не искать встреч. Но я не расстроился из-за этого. Я вздохнул от облегчения, что избежал  наказания…

Немного помолчав я продолжил:

— В тот вечер, возвращаясь, домой, я ни о чём не жалел. Знал, что скажу отцу, чтобы он заплатил за «Ламборгини» Серины. Я был самоуверен и счастлив, что получил то, что хотел...

Мы подошли к небольшому мостику. И я, ступив на деревянные доски, облокотился на перила, глядя вниз на ручей, извивающийся под ним.

— Когда я вернулся домой, то увидел отца… лежащим на полу. У него случился обширный инфаркт... Пульса  у него уже не было.

Арабелль моргнула и прошептала:

— Это он занял её место.

— Да. И тогда меня охватила ярость. Я почувствовал себя так, словно меня обманули. Я вернулся к старухе и потребовал, чтобы она воскресила его. Я не хотел быть виновным в смерти отца, но… вместо того чтобы исправить то, что она сделала, старуха  прокляла меня.

Арабелль растерянно смотрела на меня, и я продолжил рассказ.

— Она сказала, что я – чересчур распутное, эгоистичное чудовище, и прокляла меня стать тем, кем я был. Она лишила меня человечности. Превратила меня в чудовище обладающего силой десятерых силачей. И…

Я замолчал, решив  пропустить некоторые подробности.

— Она знала, что я не смогу контролировать силу и ярость, поэтому наделила меня даром исцеления. Я должен был забирать на себя всю боль, которую причиню людям.

Арабелль взяла меня  за руку.

— Но ты же не…

— Причинял боль людям? — заканчиваю за неё и, отдёрнув руку, отворачиваюсь. — Да. Я так делал. По крайней мере, так думал. Я не мог себя контролировать. Я был полон ярости и привык получать всё, что хотел. В итоге я причинил боль многим.

Она провела пальцем по облупившейся красной краске перил.

— Но ведь ты исцелил их, да?

Чёрт, хотел бы я быть таким альтруистом, как она думала, но мои поступки были ужасны и я должен рассказать о них. Арабелль должна увидеть меня таким, какой я есть.

— Нет. Мне было всё равно, кому я причиняю боль. Ровно до той ночи, когда я лишил человека жизни.

Я двинулся обратно по мосту, туда, откуда мы пришли, и Арабелль поспешила за мной.

— Как это случилось?

Я зашагал быстрее, как будто пытаясь убежать от своего прошлого. Оставить позади всё, что сделал и стать новым человеком, но я не могу.

— Я был пьян. Сильно. В то время я вообще очень много пил. И выходя из бара, услышал женский крик. Я обернулся  и увидел мужчину, который тащил девушку  к своей машине. Моя ярость одержала верх. Я освободил девушку  и... — я  не могу закончить фразу. Я не могу сказать Арабелль, что превратился в чудовище и обрушил всю свою животную ярость на человека.

— Он умер, — поняла всё Арабелль.

— Да. И как только я понял, что сделал, я попытался исцелить его, но было уже слишком поздно.

— Но почему ты не думаешь, что таким образом спас жизнь этой девушке?

— Нет. Они могли просто валять дурака. А я был слишком пьян, Белль и не контролировал ситуацию.

— Значит, с тех пор ты взял на себя миссию брать на себя чужую боль. Наказывать себя за то, что ты сделал.

Её слова рассердили меня, но она права.

Арабелль схватила меня за руку, заставляя остановиться и посмотреть на неё.

— Таддеус, ты уже не тот человек, каким был раньше. Почему ты продолжаешь делать это с собой?

— Потому что я такой и есть. Неужели ты не понимаешь?! Я не могу жить нормальной жизнью. Я не могу быть чьим-то парнем. Мужем. Отцом. Я должен всегда быть таким... Чудовищем.

И освободив руку, зашагал к дому. В свою тюрьму.

Арабелль молча последовала за мной.

Вскоре мы вышли на поляну за домом, и Арабелль остановившись, махнула на кованую калитку, утопающую  в виноградных лозах.

— А там  что?

— Сад моей матери, — обрадовался я смене разговора.

— Можно мне посмотреть?

— Конечно.

Я подвёл её к калитке, и открыл металлическую задвижку. Арабелль  ахнула, когда мы  вошли. В некоторых местах сад ужасно зарос, а в других – совершенно вымер. Узкая заросшая сорняками тропинка вела к фонтану. В центре фонтана стояла фигура девочки, которая должна была лить воду из кувшина, но вот уже много лет кувшин пуст.