Люди по эту сторону - Расселл Д. Джонс

Как ни привыкай, но от такой громадины захватывает дух, подгибаются коленки, и вся сжимаешься. Чувствуешь себя муравьём, которого в любой момент могут раздавить.

С обычными горами иначе – они поднимаются постепенно, подкрадываются, не заметишь, как ты уже высоко. А Белая внезапно огромная. Как ствол чудовищной пальмы или клык небесного зверя.

Её не покорить, не приручить. Как будто она не из нашего мира.

Всякий раз, когда я смотрю на неё, то думаю, что она реальнее всего, что её окружает. Что всё может исчезнуть – но Белая Гора останется.

Её ослепительная шкура похожа на покрытие Великой Стены, как его описывают. Умеет очищаться, подрагивая. Гладкая, непробиваемая, прохладная в самый жаркий полдень…

– И как на неё взбираться? – удивилась Маха. – Я же читала, что некоторые побывали наверху. Как Алана Шаддат. Как она влезала?

– Она и не влезала, – улыбнулась я. – Отдохнём с дороги?

Маха не сразу меня услышала.

В гостевом доме никого не было – никто нас не отвлекал. Мы напились из ледяного родника, а потом подошли ближе.

Шкура у Белой была всё такая же гладкая и чистая – ни пятнышка, ни трещины. У основания она шероховатая, можно вскочить, но долго не удержишься. А выше уровня глаз постепенно становится гладкой.

В глубине угадываются толстые жилы, удерживающие ствол. В сильный ветер Белая вибрирует – в наших громоотводах такие жилы помогают укрепить центральную ось.

Маха не торопила меня с расспросами, но внимательно следила за каждым моим движением.

Я обошла Белую слева, встала на приступочек – чисто выметенный, как и всё вокруг. Приложила обе ладони к прохладной пощипывающей поверхности.

– Добрый день, это Унаринь, мастресс молний.

Никто так и не объяснил, почему надо здороваться и представляться, но если говоришь с кем-то, лучше быть повежливее. Даже если тебе никогда не отвечают.

– У меня ничего нового. Сижу дома, копирую «Искусство укрощения», составляю календарь примет. Ничего особенно… Могу пересказать историю про то, как шаровая молния полдня преследовала смотрителя. Но сама я не видела – как обычно, записала с чужих слов.

Белая Гора не реагировала.

– Ну, как знаешь. Бывай! – и я отошла.

– А я что должна говорить? – уточнила Маха.

– Что хочешь. Но если она тебя и впустит, то ради твоих собственных историй. То, что ты видела сама, в чём участвовала, а не то, что слышала от других. Вот Алане Шаддат было, о чём рассказать!

– Ну, я-то не она… – пробормотала торговка.

Она встала на то же место, где стояла я. Приложила ладони.

– Э-э-э, добрый день! Я Маха из Торговой Семьи. Со мной много всякого понаслучалось, потому что дорога – такое дело, что… Правда, ничего эдакого. Станции, смотрители, разные деревни, каждая на свой лад, но вообще-то одно и то же. Не знаю, что там интересного…

Она помолчала.

– Если бы меня кто просто спросил, я бы не знала, что рассказывать, а уж так… А, вот. Не скажу, что это что-то стоящее. Но я частенько вспоминаю об этом… Месяца два назад я была в одной деревне. Называется Солёные Колодцы – она ближе всего к Великой Стене. И там я встретила юницу, которая очень хотела узнать, что там за Стеной. Очень упорная. И неглупая. Её не останавливало, что никто не смог! Было в ней такое…

Маха покачала головой.

– Раньше мне никогда не встречались люди с таким упорством. Что-то такое в ней было… Больше, чем просто желание или интерес. Что-то больше неё самой! Не удивлюсь, если у неё получится.

Мне приходилось читать в разном изложении и слышать свидетелей того, как это выглядит. Но самой не везло. Поэтому, наблюдая, как в шкуре Белой Горы появляется отверстие размером с дверь, и Маху мягко засасывает внутрь, я одновременно запоминала детали и сравнивала происходящее с описаниями. На то, чтоб бояться, меня не хватило.

Да и чего тут бояться? Все возвращались целыми и невредимыми – и полными впечатлений.

Отойдя к крытому столу, я достала из ларца песочные часы. Пока сыпался первый песок, извлекла толстую книгу наблюдений, чернильницу и перо.

«Возможно, ради таких случаев и представляются, – догадалась я, фиксируя сегодняшнее число, имя Махи и себя, свидетельницу, – поэтому к Белой нельзя ходить без сопровождающего! Не из-за опасности. А чтоб было, кому записывать подробности и отмерять минуты. Чтоб был кто-то, кто умеет фиксировать, а не стоять столбом, разинув рот».

Забирают, как правило, часа на два с половиной – и в пятый раз перевернув прибор, я приготовилась. И торговку, разумеется, вернули: на стене опять возникло отверстие, и Белая аккуратно выплюнула потрясённую Маху.

– Ну как? – просила я, протягивая флягу: сильная жажда наблюдалась у большинства вознесённых.

Маха напилась, вытерла губы тыльной стороной ладони.

– Это что-то! – выдохнула она. – Такая высота – выше птиц! И всё видно! Когда меня поднимали, я видела мир вокруг, и при этом знала, что я внутри!

– Да, это здорово, – спокойно согласилась я.

– А сколько меня не было?

– Чуть меньше трёх часов.

– Так долго?! Всё так пролетело!

«Фактическое время отсутствия отличается от впечатлений вознесённого – для него проходит порядка пятнадцати-двадцати минут», – отмечали записи. Но Махе это было бы неинтересно!

– А ты была? – спросила она, доставая ещё конфеты.

– Нет. Я вообще первый раз присутствую, когда кого-то забирают.

Она посмотрела на меня с некоторым смущением.

– Извини.

– Ничего. Поздравляю! Значит, хорошая у тебя история.

– Извини, – повторила она.

– Не за что извиняться, – улыбнулась я. – Я бы хотела побывать наверху в сезон дождей, когда туда молнии бьют. Но в сезон дождей она ни разу никого не впускала. А так… Ну, что я там не видела? Небо, просто небо.

С: Давайте, что ли, сыграем, пока идём. А то что всё молча да молча, как сычи!

В: А во что?

С: В цвета.

В: Бабушка говорила, что в эту игру всегда выигрывают те, кто старше. А среди нас ты старший!

С: Бабушка тебе говорила да недоговорила. Старше – значит, больше знает, больше видел. А вы обе книг прочитали больше меня в десять раз! Хорошо, давайте по командам. Ты будешь с Аланой, а я – с Жуком. Он всё равно молчит!

Ж: Я не молчу!

А: Тогда мы называем цвет.

С: Валяй.

А: Чёрный.

С: Чёрный перец.