Город костей - Майкл Коннелли

— Слушай, а это что?

— Шрамы.

— Сама вижу. Откуда?

— Там были наколки. Я их свел.

— Зачем?

— Заставили, когда поступил на военную службу.

Джулия засмеялась.

— Там было написано «Армия — дерьмо» или нечто в этом роде?

— Нет, совсем другое.

— Так что же? Скажи, я хочу знать.

— На одной руке — «Держись», на другой — «крепко».

— "Держись крепко"? Почему?

— Ну, это долгая история...

— Время у меня есть. Муж ничего не имеет против. Расскажи, мне интересно.

— В детстве я несколько раз удирал и однажды оказался в Сан-Педро, в рыбацких доках. И у многих рыбаков, ловцов тунца, видел на руках эту надпись. Спросил о ней одного из них, он ответил, что это их девиз. То есть когда они неделями плавают в море на своих суденышках и поднимается такая волна, что становится жутко, нужно ухватиться за что-то и крепко держаться.

Босх сжал кулаки и поднял их.

— Крепко держаться за жизнь... за все, что имеешь.

— И ты сделал такую же наколку. Сколько тебе было лет?

— Шестнадцать. Только я не знал, что рыбаки позаимствовали эту надпись у военных моряков. И год спустя, когда поступил в армию, сержант первым делом велел ее свести. Не мог допустить, чтобы у кого-либо из его солдат была морская татуировка.

Джулия взяла Гарри за руки и пристально посмотрела на костяшки.

— На лазерную работу не похоже.

— Тогда лазеров еще не было.

— И что ты делал?

— Сержант Россер повел меня из казармы к задней стене административного корпуса. Она была кирпичной. И заставил бить по ней кулаками, пока кожа на всех костяшках не оказалась содрана. Через неделю, когда они подзажили, заставил проделать то же самое снова.

— Черт возьми, это варварство.

— Нет, это армия.

При этих воспоминаниях Босх улыбнулся. Было не так уж скверно, как могло показаться. Поглядел на свои руки. Музыка прекратилась, он встал и голым пошел сменить компакт-диск. Когда вернулся в спальню, Джулия спросила:

— Клиффорд Браун?

Босх кивнул и шагнул к кровати. Кажется, он еще не знал женщины, так хорошо знакомой с джазовой музыкой.

— Стой там.

— Что?

— Дай рассмотреть тебя. Расскажи о других своих шрамах.

Комната освещалась тускло, но Босх застеснялся своей наготы. Он был в хорошей форме, однако старше Джулии больше чем на пятнадцать лет. Подумал: был ли у нее такой старый мужчина?

— Гарри, ты превосходно выглядишь. Жутко возбуждаешь меня, доволен? А другие шрамы откуда?

Босх коснулся толстого выпуклого шрама над левым бедром.

— Этот? След от ножа.

— Где ты получил рану?

— В туннеле.

— А на плече?

— От пули.

— Где?

Он улыбнулся:

— В туннеле.

— Господи, держись подальше от них.

— Стараюсь.

Босх лег в постель и накрылся простыней. Джулия коснулась его плеча, провела большим пальцем по шраму.

— Прямо в кость.

— Да, мне повезло. Рука действует. Ноет зимой и в сырую погоду, вот и все.

— Какие при этом бывают ощущения? Я имею в виду от пули.

Босх пожал плечами:

— Сильная боль, потом онемение.

— Долго лежал?

— Около трех месяцев.

— Инвалидности не получил?

— Предлагали. Я отказался.

— Почему?

— Не знаю. Видимо, потому, что мне нравится моя работа. И подумал, что если останусь на службе, когда-нибудь встречу молодую женщину-полицейского, на которую произведут впечатление мои шрамы.

Джулия ткнула его в ребра, и он скривился от боли.

— Ой, бедняжка, — насмешливо произнесла она.

— Больно.

Она коснулась татуировки на его плече:

— Что это может быть, Микки-Маус под наркотиком?

— Вроде того. Туннельная крыса.

Ее лицо помрачнело.

— В чем дело?

— Ты воевал во Вьетнаме, — догадалась Джулия. — Я бывала в тех туннелях.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда путешествовала, я провела во Вьетнаме полтора месяца. Эти туннели теперь что-то вроде достопримечательности, которую показывают туристам. Плати деньги — и входи в них. Должно быть... то, что тебе приходилось делать, было очень страшно.

— Еще страшнее становилось потом. Думать об этом.

— Там натянули веревки, чтобы можно было следить, куда ты идешь. Но на самом деле за тобой никто не следит. Я подлезла под веревку и пошла дальше. Гарри, там так темно.

Босх пристально посмотрел ей в глаза.

— И ты видела? — негромко спросил он. — Утраченный свет?

Джулия кивнула:

— Да. Глаза привыкли к темноте, и там был свет. Еле заметный. Но мне его хватило, чтобы найти дорогу.

— Утраченный свет. Так мы его называли. Представления не имели, откуда он берется. Но он был виден. Словно висящий в темноте дым. Говорили, что это не свет, а призраки всех, кто погиб там. И с той, и с другой стороны.

После этого они больше не разговаривали. Обнялись, и Джулия вскоре заснула.

Босх осознал, что не думал о деле больше трех часов, почувствовал себя виноватым, но вскоре тоже заснул. Ему снилось, что он движется по туннелю. Казалось, он находится под водой и плывет по этому лабиринту, словно угорь. Доплыл до тупика и у изгиба туннельной стены увидел сидящего мальчика с поднятыми коленями. Тот уткнулся лицом в сложенные на них руки.

— Поплыли со мной, — сказал Босх.

Мальчик посмотрел на Босха. Изо рта у него поднялся пузырек воздуха. Потом глянул мимо него, словно сзади что-то приближалось. Босх обернулся, но там была только темнота туннеля.

Когда снова обратил взгляд к мальчику, тот исчез.

В воскресенье около полудня Босх поехал с Джулией к голливудскому отделению, чтобы она забрала свою машину, а он возобновил работу над делом. Воскресенье и понедельник у Джулии были выходными. Они решили вечером встретиться у нее в Венисе. Когда Босх высадил Джулию возле ее машины, на стоянке находились и другие полицейские. Он понял: слух о том, что они провели ночь вместе, разнесется быстро.

— Извини, — сказал он. — Вчера вечером мне было нужно все продумать.