Почерк зависти, или Я вас ненавижу - Анна Дубчак

Строительная фирма «Дрофа» располагалась на первом этаже административного здания, куда можно было пройти без пропуска, поскольку там же находилось кафе, где обедали служащие всех контор, находившихся поблизости.

Наталия застала заплаканную секретаршу, которая прикрепляла черный шелк к большому овальному зеркалу.

— Здравствуйте. Можно мне поговорить с вами об Олеге Николаевиче Малышеве?

— А вы откуда, с «Водоканала»?

— Нет, я из милиции. Скажите, вы видели вчера своего шефа? И в какое время?

Секретарша, похожая на школьницу, настолько худы были ее голые ноги и наивны глаза, машинально поправила кружевной воротничок темного шерстяного платья, напоминавшего школьную форму.

— Видела, конечно, но только утром и в обед... А потом он уехал, — ответила «школьница».

— Как он выглядел? Постарайтесь вспомнить все, особенно его лицо... Какое у него было настроение? Может, ему кто-то позвонил?

— Знаете, звонков всегда много, но я их все записываю...

— Можно взглянуть?

— Конечно. А какой конкретно день вас интересует?

— Мне трудно ответить на ваш вопрос. Будет лучше, если я сама взгляну в ваш журнал... И все же: какое у Олега Николаевича было настроение вчера?

Секретарша передала ей журнал с закладкой, раскрыла его и сказала неуверенно:

— Знаете, мне показалось, что он был сильно расстроен чем-то... И еще: он попросил меня купить ему одну вещь... Очень дорогую, но, как мне показалось, срочно нужную. Он даже дал мне машину...

— Что за вещь?

— Полевой бинокль.

«Так я и думала...»

— А почему же он сам не поехал за ним? Был так занят?

— Мне показалось, что он ждал звонка...

Наталия принялась листать журнал. «Вот, 16 декабря...» Но звонки были преимущественно производственного характера: звонили прорабы с участков (Наталия расспрашивала секретаршу подробно о каждой фамилии), из Горэнерго, с электромеханического завода... И только один звонок заинтересовал Наталию: «одноклассница».

— Она назвалась?

— Нет. Просто позвонила какая-то женщина, представилась одноклассницей Малышева и попросила ее соединить с ним.

— А что Малышев?

— Взял трубку.

— Он был в своем кабинете?

— Вы хотите спросить, не видела ли я выражения его лица? Нет, не видела... Но когда он вышел спустя приблизительно час после этого разговора, выглядел он подавленно. Я еще спросила его, что случилось... Но он сказал, что ничего. Знаете, я еще подумала тогда: может, позвонила его старая любовь, к примеру... Это глупо, конечно... — Девушка засмущалась и натянуто улыбнулась, показывая мелкие зубки.

— А Злата, жена, часто ему звонила?

— Нет, очень редко.

— Вы можете что-нибудь мне сказать об их отношениях? Я понимаю, конечно, что сейчас, когда Олега Николаевича нет, об этом как-то неудобно говорить... Он же нравился вам, ведь так? И все же постарайтесь вспомнить!

— Понимаете, вы можете, конечно, не поверить, но для Олега Николаевича Злата была всем. Он очень любил ее.

— Неужели это так бросалось в глаза?

— Может, кому-то и не бросалось, но когда работаешь с человеком с утра до вечера, то многое становится понятным... Взять хотя бы то, что он всегда сам составлял список необходимых покупок и отправлял меня с водителем за ними... Если бы вы только видели эти списки! Там было все, вплоть до сорта шоколада... Он очень внимательно относился к своей жене, мне кажется, он делал все, чтобы она была счастлива!.. Билеты в консерваторию, театр, на концерт... Он очень беспокоился, что она весь день одна и скучает... Ее жизни, мне кажется, можно только позавидовать... Не знаю, как она будет теперь, без Олега Николаевича?..

— Так вы ничего не знаете?

— О чем?

— Дело в том, что Злата тоже умерла. Вчера.

— Умерла?!

— Да. Ее кто-то сильно ударил по голове, и она скончалась... Так что... сами понимаете... Вы извините, но я должна продолжить... Итак, вы купили ему бинокль. А что было дальше?

— Он... он уехал, и больше я его не видела...

— Это было вчера?

— Да. А вы не знаете, зачем он ЭТО сделал?

— В том-то и дело, что мы не знаем... Ваша фирма вроде бы процветает, вы планируете открыть три дочерних предприятия и завод железобетонных конструкций, ведь так?

— Так... Только не знаю, как мы будем теперь, без Малышева...

* * *

Подъезжая к своему дому, она увидела, как школьники, которым отменили занятия из-за сильного мороза, катаются с ледяной горки. Вывалявшись с головы до ног в снегу, они гонялись друг за другом, совсем не замечая холода...

Соня встретила ее с улыбкой, которая могла означать только одно: Логинов дома.

— Игорь, тебе можно памятник поставить! Сидишь в квартире, в которой плавают такие вкусные ароматы, и не ешь... Неужели ждешь меня?! — Наталия чмокнула его в щеку и, взяв за руку, потянула за собой на кухню. — Идем, я зверски проголодалась! А за столом расскажу тебе кое-что занятное...

Но рассказ о Хрусталевой и бинокле не произвел на Логинова ожидаемого впечатления.

— Ты гоняешься за тенями. Зачем вообще искать причину самоубийства? Бессмысленно.

— А что, если это убийство, а не самоубийство? Где доказательства? Малышеву могли вскрыть вены, а потом запереть дверь. А избиения? Что же, по-твоему, женщины сами себя избили?

— Почему во множественном числе? Какие женщины? Насколько мне известно, избили только Злату, жену Малышева.

— Это у меня просто сорвалось... Хотя не думаю, что, попав в лапы братьев Караваевых, Оля Савельева осталась бы жива... Может, звучит цинично, но, видимо, это к лучшему, что она разбилась в машине вместе с ними...

Она хотела рассказать Игорю о гримерной Варфоломеева, которую УВИДЕЛА накануне, но как-то не получилось. После обеда, которым их накормила Соня, организм потребовал сна. Глаза слипались, голова отказывалась работать.

Уже лежа в постели, она вдруг поднялась на локте и спросила, словно в полусне:

— Скажи, Логинов, кто у нас в городе делает самые сложные пластические операции? — И, не надеясь на ответ, снова закрыла глаза. Но вдруг услышала:

— Профессор Крашенинников.

— А ты откуда знаешь?

— Оттуда. Это ведь он в восемьдесят девятом году по кусочкам собрал лицо родной сестры Арнольда Манджиняна, когда ее вытащили из горящей квартиры... Мы же с ним тогда все дни и ночи дежурили у Викиной палаты, доставали лекарства, облепиховое масло... Крашенинников Николай Васильевич — мировой мужик. Тебе он зачем? Ты что, хочешь, как Мерилин Монро, сделать себе пластическую операцию?