Джихад одинокого туриста - Алексей Туренко

Саныч покрылся потом едва ступив за порог отеля. Махмуд, как местный, вообще не прореагировал на тридцатиградусный температурный перепад. Что до меня — хоть я и не любил жару, но переносил ее довольно спокойно, проведя пол-детства в Средней Азии, куда меня, еще в советские времена, отсылали к родне на летние каникулы. Детство кончилось, страна распалась, родня перебралась в Россию. Мне осталась привычка к жаре и зеленому чаю.

Выйдя на тихую, выжженную солнцем дорогу я оставил ностальгию. Беглый огляд окрестностей — к утреннему трупу, лежавшему на старом месте, добавился еще один, поодаль. Над обеими беззвучно роились черные точки. Кроме мух, в этой стороне не было заметно ни малейших признаков жизни. С противоположной стороны, картина была практически зеркальной — полотно дороги, вместо трупов — железный лом, накрошенный Терминатором. На кустах вдоль дороги висело два десятка белых листков. Я дошел до ближайшего и изучил плоды творчества молодняка. Слово «Welcome!» чуть ниже «by», силуэт танка и дважды подчеркнутое «only!». Лаконичная подпись — «Russian».

Немного вычурно, но посыл понятен.

Я содрал пару листков и сунув в карман, кивнул проводнику — идем? Парень сделал рукой извилистое движение, предлагая перейти проезжую часть. Перейдя, мы взяли правее, вдоль непроницаемо-колючей зеленой стены. Метров через пятнадцать обнаружилась прогалина — начало узкой тропки, дальше забор из сетки-рабицы, за ним — ухоженные персиковые заросли. Проводник приподнял надрезанный кусок, показывая проход. По очереди пробравшись в дыру мы оказались в ароматном раю. Пахло одуряюще. На ходу сорвав упругий, толстый персик, я куснул золотистый бок и промычал, — Пошли, камрады.

Мне начала нравиться война.

Неторопливая прогулка по саду заняла минут десять, закончившись на задах капитального сарая. Перебравшись через забор за его «спиной», из-за угла мы оглядели окрестности. С изнанки, туристический рай выглядел непрезентабельно — вымощенная бетонными плитами улица, ближе к обочинам переходившая в помесь слежавшегося гравия и сухой земли, кустики зеленой и сухой травы, вперемешку с булыжниками усеивавшие импровизированные тротуары. С левой стороны, где местность повышалась, шел растрескавшийся бетонный бортик высотой около метра и ржавый сетчатый забор, поверху. Другая сторона улицы отличалась отсутствием бортика, компенсированного эпизодической «колючкой» поверх сетки. За заборами начинался вал густой зелени, где уже было невозможно различить, где заканчиваются кусты и начинаются деревья. За буйной растительностью просматривались черепица крыш. Из достопримечательностей наличествовал открытый мусорный контейнер на правой обочине и массивные железные ворота с кирпичными столбами, увитые вьюном. После ворот улица плавно забирала влево, ограничивая видимость полусотней метров.

Швырнув лохматую персиковую косточку на землю я вытер пальцы о джинсы.

— Что дальше?

Проводник вытянул руку в сторону мусорного бака, Саныч хмыкнул. Постаравшись придать себе уверенный вид, мы вышли в проулок. У меня опять исчезло ощущение жары, страх — универсальный кондиционер. Красную рожу Саныча покинули краски, проявив на бледном ноздреватом носу лиловые прожилки.

— Пошли, — скомандовал я, маскируя мандраж краткостью.

Не знаю, как остальные. Мне, короткая прогулка по нейтральной полосе, которой и были пустые зады поселка, стоила лет пяти. Уши ловили любой шорох, глаза реагировали на скачущего воробья. Раз пять я был готов вскинуть автомат. Прошмыгнувшая кошка едва не стала причиной трагедии — очередь чудом осталась в стволе. Скрип камешка под ногой был громовым раскатом. Бледный Саныч, не скрываясь водил автоматом на любой звук. Проводник просто молча потел. Бесконечное путешествие испуганных параноиков закончилось, когда проводник сказал «здесь» и принялся ожесточенно скрестись в зеленую калитку. Ввалившись в дворик и услышав звук закрывшейся калитки мы шумно выдохнули…

Местные негромко приветствовали друг друга. Мы с Санычем обменялись облегченными взглядами — дошли, нашли. Поглядев в глаза компаньона, я увидел расширенные, как у наркомана, зрачки. Посмотрев на хозяина, я увидел еще одну пару расширенных глаз — парень тоже трусил. Как ни крути — это к нему ввалились вооруженные гости.

Слава богу, темные очки делали меня бесстрастным мерзавцем. Хорошо — челюсть не трясется. Уже. Или почти. Неважно. Сейчас я невозмутимый белый мачо со стволом. Выжмем из имиджа, максимум.

— Капитан? — уточнил я.

— Да, — осторожный ответ человека, не понимающего цели вопроса.

— Принеси диплом…

Оный был продемонстрирован спустя полминуты. Я с интересом повертел солидную бумагу — трехцветная печать, каллиграфия. Сурово. Из содержания понятна только дата. С тем же успехом это могло быть свидетельство курсов поваров. Нахмурясь, я передал аусвайс Санычу.

— Пойдет?

Глядя на нашу пантомиму, Себастьян Перейра занервничал сильнее.

— Нормально, — не моргая, подтвердил ярославский жох.

Кэп выдохнул.

— Махмуд, объясни.

Проводник затараторил с умопомрачительной скоростью. Я закурил, присматриваясь к нашему Негоро. Переходная стадия между продвинутым пляжным мальчиком и непроницаемо важным восточным мужчиной с солидным животом. Наш приобрел пузико, но не успел снять бандану.

Мореплаватель прервал тарахтенье проводника, повернувшись к нам.

— Я достаточно хорошо говорю по-вашему. Что вы хотите?

— Нанять тебя и твой корабль.

— Когда?

— Сегодня ночью.

Капитан вежливо улыбнулся.

— Неудачное время.

— Для хороших денег нет плохих времен, — намекнул я.

Капитан вопросительно приподнял бровь.

— Твой корабль здесь?

Кивок. Мысленно, я выдохнул — вожделенная посудина рядом.

Договориться удалось не сразу. Уточнив местонахождение и вместимость судна, степень готовности, мы приступили к жесткому торгу. Кэп, поняв что мы хотим, уперся мертво, беспокоясь за посудину, семью и задницу. Деньги и ствол решали не все вопросы. Похоже — тупик.

Спасло ситуацию предложение воссоединить, дорогие сердцу кэпа части жизни, на судне. Это повернуло дискуссию в конструктивное русло — воображение капитана захватила мысль пересидеть заваруху в эмиграции с солидными деньгами. А не с голой задницей, как другие.

Мы сошлись на ста семидесяти, сэкономив обществу почти восемьдесят штук.

Дальше был чай в тенистой беседке, восточные сладости и прочая лабуда ни о чем. Уложившись в двадцать минут и ударив по рукам мы, вручив небольшой задаток, откланялись. Уговорившись о встрече на закате.

Вторник. День, 14.00.

Налитый чаем Махмуд-Пятница с энтузиазмом трусил к садовой ограде, радуясь окончанию похода и заработанным деньгам. Его повысившиеся настроение искало выход и таки, нашло. Проводник развязал язык. Хлынул поток местечковых сплетен, похвальбы, жалоб на судьбу и начальство. Саныч, изможденный жарой и страхом, пустил болтовню аборигена мимо ушей. Его больше заботило возможное появление арабских супостатов. Я отбоялся свое час назад и потому внимал. Метров через двадцать поток словесных помоев принес единственный улов — корыто кэпа оказалось служебным, а не личным. В принципе — без разницы, но восточные люди готовы задрать ценник даже после торгов. Может и сгодится.