Эльфийская кровь. Книга 1. Прозрачный старик и слепая девушка - Владимир Ленский

— И еще удобны и изящны.

— Дорогой мой, — покровительственным тоном произнесла Софена, хотя в подрагивающих интонациях ее голоса слышалась приближающаяся истерика: девушка была болезненно задета за живое, — дорогой мой Гальен, я из принципа буду одеваться немодно. Зато так, как нравится лично мне. И мне наплевать, что скажут об этом снобы.

— Софена, милая, — решил вмешаться Ренье, — пожалуйста, прости этого франта! Он лишь хотел защитить свое право покупать вещи в модных магазинах!

Но Софена уже вскипела.

— Просто он похваляется своими деньгами!

— Ничего подобного! — рассердился Гальен. — Для начала неплохо бы тебе вспомнить о том, что денег у меня не больше, чем у тебя. Я хотел сказать другое. Лично мне представляется неправильным носить исключительно черное «из принципа». В этом заключена определенная несвобода. Если ты такая независимая, то не должна ограничивать себя одними балахонами отвратительного покроя и погребального цвета. Ты должна с одинаковой легкостью носить и модное платье, и тряпье.

— Я ничего никому не должна! — объявила Софена.

На другом конце стола хором заревели застольную песню. Софена попыталась выдвинуть еще несколько доводов в свою пользу, но ее благополучно заглушили.

— Неприятный вечер, — сказал Ренье и посмотрел прямо на Элизахара. — Вообще-то такие здесь нечасто выдаются. Беднягу Пиндара сегодня здорово допекли.

Молодому человеку вдруг захотелось, чтобы телохранитель Фейнне улыбнулся ему в ответ на этот дружеский взгляд, но Элизахар оставался серьезным, даже немного угрюмым. Точно явился в кабачок по важному делу, а не ради того, чтобы весело провести остаток дня.

«А может быть, он действительно выполняет здесь поручение, — подумал неожиданно Ренье. — Например, изучает общество, в котором оказалась его драгоценная госпожа. Почему бы, в конце концов, и нет? Если бы у меня была слепая дочь-красавица и я отправил бы ее учиться Академию, то непременно поручил бы кому-нибудь из надежных людей приглядеться к прочим студентам. Просто для успокоения. Вдруг среди нас затесался какой-нибудь негодяй?»

И он быстро посмотрел по сторонам — в поисках предполагаемого негодяя.

После довольно долгой паузы Элизахар отозвался, адресуясь исключительно к Ренье:

— Прошу меня простить. Я действительно не должен был приходить сюда.

— Возможно, у вас имелись на то веские причины, — сказал Ренье и чуть покраснел. Ему показалось, что он выдал себя, и собеседник теперь знает все его самые секретные мысли.

— Возможно, — согласился Элизахар и прекратил диалог, отведя взгляд в сторону.

И тут лицо телохранителя странным образом изменилось: глаза его расширились, углы рта опустились. Он уставился на нечто в задымленном углу кабачка с таким видом, словно перед ним неожиданно возник окровавленный призрак.

Ренье проследил за направлением его взора, и ему тоже почудилось, будто там, в углу, копошится темная тень. Темнота сгустилась там чуть более обыкновенного, и некий образ, постепенно принимающий очертания человеческой фигуры, был различим все более отчетливо.

Элизахар заметно побледнел, и Ренье, который пристально наблюдал за ним все это время, удивился еще больше: что так испугало телохранителя? Скорее всего, то темное в углу было просто заснувшим на полу случайным путником, одним из многих, что забредали в кабачок, ничего не зная о том, каковы здешние истинные завсегдатаи. Шум голосов, стук кружек, топот ног и громовое нестройное пение пробудили его, вот он и шевелится в дыму.

Незнакомец выпрямился и встал. Теперь уже Ренье ясно видел, что это — пожилой мужчина с длинной серой бородой и очень некрасивым, гигантским носом. На миг Ренье показалось, что он может сквозь тело бродяги различать каменную кладку стены; однако когда молодой человек моргнул, иллюзия исчезла.

— Ба! — завопил один из студентов. — Да к нам знатный гость!

Прочие хищно оживились, предвкушая обычную потеху.

Элизахар перевел взгляд на кричащего, и краска стала постепенно возвращаться на лицо телохранителя, как будто он испытывал сильное облегчение от того, что бродягу видит еще кто-то, кроме него самого.

Высокий старик приблизился к столу. Однако когда он вышел на свет, никто из студентов не решился хватать его за локти и тащить к кувшину с пивом — не говоря уж о том, чтобы мучить и задавать провокационные вопросы.

Незнакомец оказался выше всех, кого Ренье когда-либо встречал в своей жизни. Его лицо, обветренное и загорелое, было почти черным, и несколько морщин, как шрамы, рассекали его. Странным показалось Ренье даже самое направление этих морщин: они не стекали с лица вертикально, как бывает обычно у худощавых стариков, но пересекали лицо по горизонтали, как бы отсекая верхнюю часть щеки от нижней.

Старик метнул быстрый, пронзительный взор на Ренье, затем на Элизахара. Узкий рот незнакомца растянулся, превращаясь в щель, плечи затряслись от беззвучного смеха. Костлявая рука высунулась из широкого рукава с обтрепанным краем, ухватила кувшин и резко опрокинула его на голову телохранителя.

Пока Элизахар тряс волосами и глупо моргал, старик постучал кувшином по столу, пробормотал несколько слов на непонятном языке и шагнул назад, в тень.

— Браво! — завопил Пиндар. — Так его!

— Дружище! — окликнул чужака Гальен, который к тому времени был уже сильно пьян. — Присаживайтесь, в самом деле, к нам! Клянусь, мы отменно вас угостим, если только вы обещаете не спорить с нами об искусстве!

Элизахар молча смотрел в ту сторону, куда отошел чудаковатый старик. Телохранитель с трудом переводил дыхание, как будто нечто сдавило ему грудь. Капли пива стекали на его лоб, попадали на губы. Элизахар машинально облизывал их, и пиво казалось ему горьким, как хина.

— Эй, вы! — Ренье возмущенно повернулся к старику. — Что вы себе позволяете?

Темнота не отвечала.

Ренье схватил Элизахара за руку.

— Кто он такой, этот старикан? Почему так поступает с вами? А вы — почему вы ему позволяете?..

Элизахар молчал.

Ренье тряхнул его за плечо.

— Вы его знаете? Кто он такой?

— Подойдите к нему, — прошептал Элизахар, обращая на Ренье странный взгляд. Не то испуганный, не то умоляющий. — Прошу вас, подойдите к нему. Попробуйте взять его за руку и привести к нам.

Ренье молча полез из-за стола, но когда он оказался в углу, никакого старика там уже не было и в помине...

— ...Вот, собственно, и все, — сообщил Ренье брату, отчаянно зевая. Он вдруг понял, что смертельно устал и хочет только одного: спать.

Но теперь уже Эмери тормошил его:

— Что значит — «все»? Так кто же, в конце концов, был этот старик?

— Не знаю.

— Тебе показалось, что Элизахар узнал его?