Ковер царя Соломона - Барбара Вайн

Алиса решила ничего никому не говорить и держать все в себе, так как рядом с ней не было никого, кто бы знал их семью и смог бы понять ее обстоятельства. Решить-то она решила, но три часа спустя, обедая с Томом купленной на вынос индийской едой и выпив немного вина, все ему выложила.

– Зачем же ты вышла замуж? – спросил Мюррей. – И почему не сделала аборт?

Он не понимал, что рассуждать сейчас о том, что нужно было прервать беременность, – это все равно что хладнокровно планировать убийство, ведь Кэтрин была уже живым ребенком, настоящим человеческим существом. Впрочем, раньше Алиса и сама об этом подумывала.

– На меня все давили, – ответила она. – Трудно объяснить. С чего ты взял, что у меня твердый характер?

Именно так ее новый знакомый сказал, когда услышал ее историю: «У тебя, должно быть, очень твердый характер, раз ты решилась воплотить свои планы в жизнь».

– Я тогда только что закончила Королевскую академию и получила результаты последних экзаменов. Майк обрадовался, узнав, что я беременна. Он очень хотел жениться, создать семью. Сказал, что теперь мы с ним должны быть вместе, – попыталась объяснить скрипачка.

– Ты специально забеременела?

– Нет, конечно. Это была просто моя ошибка. Случайность. Я никогда не собиралась выходить за него замуж, считала его просто своим приятелем. А когда забеременела, он меня вообще перестал привлекать. Но на меня насели наши родители. Моя мать сказала, что мир точно сошел с ума, если девушку надо заставлять выходить замуж. В ее время принуждать приходилось парней.

Алиса боялась, что Том снова начнет болтать об аборте, но он сказал только одно:

– Ты не обязана была поступать так, как хотелось им.

– Я сдалась. Знаю, это было малодушно, – развела руками молодая женщина. – Но я оказалась из тех, кто плохо переносит беременность. Меня тошнило не только по утрам, мне было плохо все время, и день ото дня становилось все хуже. Я не могла никуда пойти, не могла ничего делать. А Майк постоянно находился рядом, он был добр со мной и говорил, чтобы я ни о чем не волновалась. Нашел нам квартиру, его мать ее обставила, они начали готовиться к свадьбе. Тогда я сдалась. У меня больше не было сил сопротивляться. За неделю до церемонии мне стало лучше, тошнота прошла, и моя мать сказала, что все это было лишь на нервной почве. Цитирую ее: «В глубине души ты мечтала выйти замуж, поэтому, как только дело со свадьбой решилось, ты и успокоилась».

– А если бы ты не забеременела?

– Я собиралась стать концертирующей скрипачкой, – Алиса посмотрела на собеседника, – и я все еще этого хочу. Именно по этой причине я и сбежала, бросив своего ребенка.

Ее глаза наполнились слезами. Мюррей поднялся, сел рядом, взял ее за руку и прижал к себе. Казалось, скрипачка этого не заметила. Она продолжала всхлипывать.

Линия Метрополитен обозначена на схеме цветом бургундского вина; линия Дистрикт – зеленым; Кольцевая – желтым; Бейкерлоо – коричневым; Пикадилли – синим; Северная – черным. Именно эти цвета использовал Бек, и в них же окрашены стены и скамейки на станциях.

Линия Виктория на схеме голубая. Когда заканчивалось строительство Юбилейной, многие спорили о том, какой цвет для нее выберут: розовый, лимонный, оранжевый или лиловый.

Но компания Лондонских Подземных Перевозок выбрала серый.

В розовый совершенно неожиданно для всех окрасилась линия Хаммерсмит, одна из веток линии Метрополитен.

Шли дни, а Алиса все никак не могла решиться позвонить матери. Каждое утро они с Питером и Томом, а иногда только с Томом ходили в подземку, где она играла на скрипке. Если честно, женщине не слишком это нравилось. Она боялась, что исполнение популярной классики под гул поездов, шарканье ног и болтовню прохожих, да еще под вопли и свист конкурентов унижает ее в собственных глазах.

Но когда она стояла со скрипкой, прижатой к подбородку, и со смычком в руке, тревога и беспокойные мысли о Кэтрин покидали ее. Словно под действием наркотика, Алиса становилась очень далекой от этого мира. Люди сновали туда-сюда, некоторые кидали монетки, но она, Том и Питер были иными, особенными, отличными от других. Их троих объединяла музыка.

Музыка же избавляла ее от забот и от необходимости писать запросы, чтобы добиться того, ради чего она все это затеяла: стать концертирующей скрипачкой. Алиса говорила себе, что торопиться глупо, потому что, помимо послеродового невроза, она страдала от шока, пусть и сама его спровоцировала. Хуже всего было одиночество, а лучше всего – те моменты, когда она была в компании тех, кто любовался и восхищался ею.

Том пел или играл на флейте, а Алиса – на скрипке. Ей не нравилось, как у нее это получалось, и временами она даже рада была тому, что вокруг такой шум, а публика не особенно искушена в искусстве. Но главное – она вновь играла, уже одно это страшно ее радовало. Она вернулась, пусть даже таким странным путем, в тот мир, из которого ее вырвали замужество, родичи Майка и семейный быт.

В ту ночь, когда Алиса, плача, во всем призналась Тому, он успокоил ее, обнял и поцеловал. Если бы она не сказала, что родила всего месяц назад, он наверняка попытался бы заняться с ней любовью. Сама же она не была уверена, что ей это нужно. Захочет ли она вообще когда-нибудь заниматься с кем-то сексом? Ее тело словно заледенело или одеревенело, за исключением того места, где до сих пор временами чувствовалась боль.

Спалось ей плохо. Прошло уже три дня, молчание Майка и ее собственных родителей начинало казаться абсурдным. Хотя как они могли связаться с ней, если она никому не сообщила, где находится? Скрипачка постоянно спрашивала себя: кому из них лучше позвонить? Но при одной мысли о звонке ее охватывала дрожь. Родителям Майка? Бессмысленно, свекровь моментально бросит трубку. В нерешительности стояла она в вестибюле перед памятными досками с выгравированными на них именами лучших учениц «Школы Кембридж», всех этих Дороти, Джоан, Эдит и Хильд. Открылась стеклянная входная дверь, и вошла пожилая женщина. Она пожелала Алисе доброго утра, та ответила. Вошедшая была худощавой, довольно высокой, с тонким изящным лицом и седыми, когда-то светлыми, волосами. Алиса догадалась, что это – миссис Сесилия Дарн, мать Тины, еще до того, как та скрылась в коридоре, ведущем в жилые комнаты директора школы. Она подумала, что в такой ситуации, наверное, правильнее всего позвонить своей собственной матери. Впрочем, скрипачка могла и ошибаться. Мать Майка тоже казалась приятной и умной женщиной, одной из тех, кого люди называют «просто душкой», вот только внешность зачастую обманчива.

Но, как бы там ни было, она обязана была позвонить матери. Кроме всего прочего, сделать это было проще, даже если не принимать в расчет непреодолимые моральные проблемы. Для того чтобы связаться с Майком, нужно было сначала звонить на коммутатор, а если бы она решила поговорить с отцом – то его секретарю. Алиса набрала номер матери и едва не дала отбой, услышав длинные гудки.