Исключительные - Мег Вулицер

Жюль ощутила, как изменилось в комнате освещение, переменился и ее внутренний свет, все вокруг нее, внутри и снаружи, все как будто потемнело. У нее не было сил продолжать разговор об Эш Вулф и Итане Фигмене. Она была сыта этим по горло. В голове у нее медленно тикало под действием выпитого крепкого дешевого вина, собственные заботы ей досаждали. Она сказала:

– Ты же знаешь, что я их люблю, верно? Мне надо убедиться, что ты это знаешь.

– Боже, конечно. Тут и говорить нечего.

– Помнишь, насколько хуже я была раньше?

– Само собой, – ответил он.

Жюль знала: зависть никогда никого и ничего не красит. К чему еще приводила зависть на протяжении всей истории, как не к тому, чтобы затеять смуту, начать войну, убрать свидетеля, разрушить все и выставить завистника в еще менее выгодном свете? Если бы те, кому завидуют, действительно знали, что такое зависть, они держались бы подальше от этих опасных завистливых людей. Но единственным человеком, когда-либо знавшим масштабы и глубину той зависти, которую испытывала именно Жюль, еще со времен, когда это чувство было гораздо тягостнее, был Деннис, а он почти никогда не возражал.

– Я хочу сказать, – продолжила Жюль, – что они очень близкие наши друзья. Мы не они, а они – не мы, и все же мы можем любить друг друга. Но раньше, когда ты читал письмо, мне хотелось по ходу бормотать всякие мелкие гадости, как я обычно и делала. Я действительно устала от того, в какие предсказуемые края заводят меня мои мысли. Хотела бы я не видеть собственного потолка и стен. Не осознавать своей малости.

– И в чем же ты мала? – спросил он.

– Да во многом, – она сделала паузу. – Деннис, а ты считаешь меня проституткой для близости?

– Что? – недоуменно произнес он.

– Меня так клиентка назвала. В общем, суть в том, что я всего лишь беру с людей деньги и сижу, выслушивая их рассказы, отпуская смешные и добродушные реплики, чтобы они не чувствовали себя такими одинокими.

– Неправда. Я знаю, что ты по-настоящему хорошо работаешь. Твои клиенты любят тебя. Все эти подарки, которые ты получаешь, вот этот кактус.

– Трудно по-настоящему ощутить, что люди вообще меняются.

– Ты о себе или о них?

– И о них, и о себе, – сказала она. – Когда ты читал рождественское письмо со всей его целенаправленностью, всеми проектами, о которых в нем идет речь, я вспоминала, как сама строила все эти планы в молодости. Но больше ничего этого нет.

– Просто ты выросла.

– Эш с Итаном никогда не откладывали своих планов. И они точно никакие не проститутки.

– Вот это верно. Они не проститутки, – ответил Деннис. – Они просто люди. Люди-бобы.

Это была их старая шуточка, хотя Жюль уже не могла вспомнить, к чему она относилась. Как и у всех пар, у них за десятилетия накопилось немало собственных шуток, и некоторые из них отсеялись и смешались, так что теперь были непонятны.

Она съела отменно приготовленную мужем курицу с пятью специями – мясо нежное, как маленький кошелек для мелочи, сказала она ему, – «не то чтобы я когда-нибудь ела кошельки, а вот если бы попробовала, он точно был бы таким же нежным», – однако Жюль словно бы опустилась еще ниже в собственных глазах. У Эш с Итаном был личный повар, знающий, какие блюда им нравятся, а какие – нет. Здесь же, в этой кухоньке, Деннис использовал китайские приправы, которые нашел в ларьках на Канал-стрит по пути в метро, после целого дня в клинике, где он водил датчиком по теплому гелю, нанесенному на участки человеческих тел. Он изрядно потрудился над своим цыпленком, а она изрядно потрудилась над Дженис Клинг и другими клиентами, пришедшими до нее; тем временем в Коул-Вэлли, в штате Колорадо, на ранчо Фигмена и Вулф всюду пульсировали доброта и усердие. Эш и Итан никогда не сидели сложа руки, не успокаивались. Работа, которой они занимались, непременно воплощалась в какое-нибудь чудо. Если они готовили курицу, накормить можно было целый субконтинент.

Жюль провела ногой в носке по кухонной плитке, которую невозможно было отмыть до конца. Эту недорогую плитку можно было натирать бесконечно, но все равно она выглядела молочно-желтой, намекая на то, что в этом доме не хватает то ли денег, то ли внимания к деталям. Никакая согбенная женщина не ползала по полу на коленях, чистя эту плитку еженедельно. Эта вновь мелькнувшая густая вспышка зависти к Эш и Итану превратила меня в свинью, подумала Жюль. Дело же не в том, что у Эш с Итаном нет своих проблем. Они действительно просто люди-бобы. Во-первых, сын у них страдает расстройством аутистического спектра, а это очень печально. Давным-давно, когда Мо было три года, Жюль ездила вместе с Эш на его двухдневное диагностическое обследование; они вместе ездили в Нью-Хейвен, в Йельский детский исследовательский центр. Итан тогда был в Лос-Анджелесе и не мог отменить своих встреч, поэтому он попросил Жюль поехать вместо него.

Водитель Итана и Эш усадил обеих женщин и Мо в черный «Рендж Ровер», и по дороге Эш сказала:

– Ну вот, опять по важному делу в Нью-Хейвен. На сей раз не затем, чтобы пообедать со старым профессором или прочитать лекцию, а чтобы узнать, что не так с моим несчастным и необщительным малышом.

Смысл ее слов был таков: это просто ужас. Мо ее не слышал: он нацепил наушники размером с тарелку и смотрел мультик, пристроив маленький экранчик у себя на коленях. Две женщины несколько секунд смотрели на ребенка, потом Эш расстегнула ремень безопасности и потянулась к нему, прижавшись лицом к его нежной шее. Он заерзал, пытаясь отстраниться, но понял, что ремень не пускает, и в конце концов прекратил дергаться.

Когда они только еще ехали туда, Жюль знала, что диагноз Мо поставят на следующий день, и казалось очевидным, что это будет. Но почти до самого обследования им в голову не приходило, что Мо «в спектре», как нынче принято называть это в обиходе, будто бы говоря о «химии», считая все это типичными напастями современной эпохи. Напротив, Мо до последнего момента вел себя по большей части беспокойно, и пожилой знаменитый детский психиатр несколько часов расспрашивал его, чего он боится, когда ложится вечером спать.

В конце следующего дня, на обратном пути из Нью-Хейвена, Эш в машине плакала, разговаривая по мобильнику с Итаном, который в Лос-Анджелесе проводил свои неотменяемые встречи. Жюль было неловко сидеть рядом, лучше бы она не слышала их разговора. Эш сказала Итану:

– Нет, я знаю, что ты меня любишь, я не об этом.

И еще:

– Я знаю, что его ты тоже любишь. В твоей любви никто не сомневается, Итан. Просто иногда мне надо поплакать. Нет, он смотрит мультфильм. Надел наушники. Совершенно ничего не замечает. Я бы тоже так хотела.

Затем она несколько мгновений слушала Итана, внезапно произнесла: «Хорошо», – и передала трубку Жюль, которая от неожиданности вздрогнула.

– Что такое? – прошептала Жюль. – Почему он хочет поговорить со мной? Вы же проходите через это вдвоем, друг с другом.