Тайны Третьего Рейха. Спартанцы Гитлера - Олег Пленков

Гитлер обвинял бюрократов в недостаточной гибкости, в том, что инструкция, предписания, иерархия значили для них гораздо больше, чем успех дела, к которому они приставлены. С другой стороны, очевидно, что вовсе отказываться от бюрократии Гитлер не хотел: отношение его к государству и его институтам характеризовалось чередованием «революционных» и охранительных импульсов. 3 июля 1933 г. на собрании активистов СА фюрер заявил, что самым существенным в «национальной революции» является не захват власти, а создание «нового человека». Три дня спустя на другом партийном собрании Гитлер говорил, что «революция — не перманентное состояние»; это утверждение взбодрило министра внутренних дел Фрика, недовольного усилением анархического и неуправляемого элемента СА, и он потребовал от местных властей наведения порядка. Еще неделю спустя — 14 июля — после запрета всех политических партий, Гитлер заявил, что необходимо расширить и усилить влияние партии — в этой связи вновь был оживлен тезис о «национальной революции». 1 сентября на открытии партийного съезда Гитлер подчеркивал, что «партия является единственным носителем государственной власти». 28 сентября 1933 г. Гитлер в присутствии Фрика потребовал у штатгальтеров прекращения «революционных» эксцессов. 2 февраля 1934 г. на собрании партийных боссов Гитлер заявил, что государственный аппарат не достаточно надежен; это же он подтвердил 20 марта, призвав гауляйтеров «продолжить революцию». 5 сентября 1934 г. на открытии очередного партийного съезда Гитлер объявил об окончании «национальной революции», а четыре дня спустя заверил растерянных партийцев, что «не государство повелевает нами, а мы повелеваем государством». Впрочем, 13 октября 1934 г. Геббельс, комментируя последние приведенные слова Гитлера, сказал, что не партия должна командовать, но мировоззрение должно влиять на государство. 1 ноября 1934 г. Гитлер заявил гауляйтерам, что государственных чиновников следует контролировать, ибо в большинстве своем они находятся в стане политических противников и саботажников. Из вышеприведенных цитат ясно, что Гитлер стремился к освобождению от контроля государства, но и не желал слишком опасного усиления партии — его целью была поликратия различных противоборствующих между собой ведомств, в этой поликратии единственной полновластной фигурой был он сам. Власть Гитлера, таким образом, релятивировала и государственную власть, и власть партийных инстанций. Ханна Арендт в своей фундаментальной монографии об истоках тоталитаризма отмечала, что центр тяжести тоталитарной власти в Третьем Рейхе постоянно перемещался Гитлером от одной организации к другой. Это можно проследить на примере политики, экономики и социальной сферы. Примечательно, что организации, проигравшие в борьбе компетенций, не ликвидировались, а продолжали существовать (как СА после «ночи длинных ножей»), ибо они были интегральной частью тоталитарной системы. Кроме этого, Гитлер продолжал оставаться лояльным к руководителям этих обанкротившихся организаций, за единственным исключением Эрнста Рема, которого он, по всей видимости, на самом деле опасался: на этого ландскнехта гитлеровская харизма не действовала.

Чтобы представить себе, как Гитлер правил и принимал решения, нужно знать его стиль жизни и привычки. Ложился спать Гитлер около 2 часов ночи и вставал около полудня. У него была мания к перемене мест, он постоянно перемещался из одного конца Германии в другой, имея одновременно три резиденции — в Берлине, Мюнхене и Берхтесгадене. Своим старым привычкам Гитлер оставался верен, по крайней мере, до 1936 г. Интересно, что в поездках Гитлер всегда придерживался заведенного порядка и останавливался всегда в одних и тех же гостиницах — в Нюрнберге в «Deutschen Hof», в Веймаре — в знаменитой гостинице «Elefanten», в Аугсбурге — в «Drei Mohren», в Ротенбурге — в «Eisenhut», в Гамбурге — в «Atlantis», при поездках по Рейну — в отеле «Dreesen», в Вене — в «Imperial», в Берлине, до назначения канцлером, он жил в отеле «Kaiserhof».

Правда, первые недели и месяцы у власти Гитлер регулярно ревизовал работу различных министерств, особенно когда в Берлине бывал президент: видимо, он сохранил пиетет перед «стариком», как за глаза называли Гинденбурга. После смерти Гинденбурга и до начала войны почти все свое время он проводил в разъездах между Берлином, Мюнхеном, Оберзальцбергом и Байройтом. В отличие от Муссолини, прилежного и аккуратного работника, лично изучавшего горы входящих документов и важных государственных бумаг, Гитлер не занимался такой работой. Разъезжая по стране, Гитлер хотел произвести впечатление собственной вездесущести. Например, 26 июня 1933 г. в Мюнхене в 9.00 Гитлер держал речь перед молодыми итальянскими фашистами; в 14.00, уже в Берлине, он принимал участие в похоронах адмирала Шредера; в 17.00 он снова был в Баварии на Вагнеровском фестивале в Байрейте. Там Гитлер задержался на два дня для того, чтобы принять участие в приемах в доме Вагнера; 30 июня он возложил венок на могилу Вагнера, а после обеда отбыл в Штуттгарт, где принял участие в гимназическом празднике. Вечером он выехал в Берлин, а оттуда в Оберзальцберг, где 6 августа произнес трехчасовую речь перед гауляйтерами. Такой динамичный стиль должен был внушить представление о чрезвычайно энергичном и вездесущем руководителе.

Правительственный стиль Гитлера был крайне своеобразен и эксцентричен; Гитлер, как и Сталин, с отвращением пресекал все попытки письменно фиксировать собственные распоряжения (многие важные решения формально не регистрировались). Гитлер часто и подолгу отсутствовал в Берлине, оставаясь недоступным даже для самых важных министров, поэтому иногда трудно определить, какие акты, исходившие от правительства, Гитлер читал и как он на них реагировал. У Гитлера часто не хватало терпения изучать сложные вопросы, и он склонялся к импульсивным решениям, руководствуясь при этом советами старых партийных соратников или фаворитов. Как диктатор, для историков Гитлер остается в туманной дали, ибо здесь источники молчат, и приходится полагаться исключительно на косвенные свидетельства, которые, естественно, легко оспорить. Это дает повод для всевозможных интерпретаций характера организации власти при Гитлере. Ясно, что систематического государственного правления и соответствующих стройных структур власти при таком властном раскладе просто не было. Правительство не собиралось с 1937 г. Гитлер редко вмешивался в споры по внутренней политике, предпочитая, чтобы стороны сами находили решение сложного вопроса. В процессе «утрясок» вопрос либо находил приемлемое разрешение, либо надолго увязал во взаимных противоречиях.

Роль Гитлера в системе власти отличалась как от роли западных политических деятелей (в Берлине не существовало «кабинета» в собственном смысле слова), так и от роли Сталина в системе власти в СССР (у Гитлера не было своего политбюро, на котором хотя бы первоначально принимались коллегиальные решения, и Гитлер никогда не декларировал готовности к «коллективному руководству»), роль Гитлера была беспрецедентна и уникальна. Гитлер непостижимо быстро и, кажется, при полном «одобрении» общественности целиком подмял власть под себя; власть его была абсолютно единоличной, влиять и тем более давить на него никто не мог. Кроме Эрнста Рема, убитого в 1934 г., среди нацистских сатрапов не было ни одной самостоятельной фигуры, за исключением Рейнхольда Гейдриха. При этом такое положение было достигнуто Гитлером не при помощи террора, как в сталинском Советском Союзе: после 1934 г. в нацистской Германии не было казнено ни одного официального лица, нацистская элита оставалась неизменной все 12 лет диктатуры. Лишь дважды были смещены гауляйтеры: в 1940 г. скандалист, антисемит и психически неуравновешенный Юлиус Штрайхер и в 1936 г. — Вильгельм Кубе (вследствие анонимного доноса о том, что его жена — еврейка). В обоих случаях Гитлер вмешивался в дело неохотно; впрочем, уже в 1941 г. Кубе стал генеральным губернатором Белоруссии, где продолжал враждовать с СС (интересно, что эсэсовцы считали завзятого антисемита Кубе «еврейским пособником») из-за полномочий; этой борьбе положила конец бомба, подложенная женщиной из прислуги Кубе. Штрайхер же довел партийцев своими выходками (последней каплей, переполнившей чашу терпения, было заявление Штрассера о том, что дочь у Геринга появилась в результате искусственного оплодотворения); его судил партийный суд — в том числе и за очевидные случаи коррупции — и признал его негодным для занятия высших руководящих должностей. Гитлер с большой неохотой удалил Штрайхера с его поста, но ему разрешили и дальше руководить «Штюрмером». Подобная терпимость Гитлера по отношению к откровенному психопату граничила с полным попустительством. Гитлер не любил кадровых перестановок; по словам барона фон Нейрата, фюрер со слезами на глазах сообщил ему, что его пост министра иностранных дел будет замещать Риббентроп. В окружении Гитлера, — в отличие от окружения Сталина, — царил не страх, но боязнь утратить его расположение. Сталин не терпел и жестоко карал малейшее неповиновение, а Гитлер относился к этому снисходительно: например, как-то поздно вечером он позвал к телефону министра иностранных дел Константин фон Нойрата, но прислуга сказала, что министр спит; Гитлер настаивал и все-таки получил отказ. Больше фюрер никогда не звонил Нойрату поздно. Ближайшее окружение Гитлера, его секретарши часто подсмеивались над ним, не вызывая у него ни малейшего неудовольствия. Можно ли представить себе подобное поведение со Сталиным?