В сумерках близкой весны - Ирина Берсенёва

человек? Да он вырастет и превратился в маньяка, сто процентов! Именно такие дети становятся преступниками, которые неизвестно от кого рождены. А ты не такой. В нашем роду не было жестоких людей!

Евгений не хотел обсуждать эту тему. Его грыз дикий зверь изнутри, кроваво, больно. Он не мог закрыться от этой боли. Не стал спрашивать, откуда матери известно про школьный инцидент. Ответит, что люди сообщили. И кто все эти люди? Почему им до всего есть дело?

– Зачем ты в это вмешалась, мама?

– Так несправедливо, что ты чужого ребёнка воспитываешь! Да ещё будущего садиста!

– Он мне не чужой.

– Женя! Ты ничего не понимаешь!

– И не садист он! Прекратите, пожалуйста! Не говорите со мной об этом!

Евгений был потрясён и сломлен тем, что за него приняли решение. С ним не посоветовались, обсуждая сплетни со всеми подряд. Ему не хотелось видеть мать. Он почувствовал себя совершенно больным и уничтоженным. На следующий день нашёл комнату, первую попавшуюся, грязную, с тараканами, но с мебелью – и съехал.

5.

Ян сразу встал на сторону сестры и матери, утверждая, что они поступили так из любви к нему, Евгению, раскрыв страшную правду. Он считал, что такие вещи нельзя умалчивать, это предательство, унижение. Требовал искреннего уважения и благодарности. Ведь это семейный долг защищать друг друга! Но Евгений до конца не понимал, как это произошло. У него было много вопросов, которые он боялся озвучивать. Боялся из-за того, что подозревал ещё большую путаницу и укрывательство правды. Ундюгерь никогда не дружила с Аней. Она не могла выдать тайну без веской причины. Очень веской причины. За простым фасадом скрывались важные, страшные вещи, заслуживающие тщательного рассмотрения.

– А как же мой сын? За что его?

– Жень, это уже не твои проблемы. Тебя обманули, понимаешь? К тебе должны прийти с покаянием и извинениями. Приползти на коленях! Не ожидал, что Ундюгерь окажется шлюхой. Подозревал, конечно, но надеялся на лучшее. Я ненавижу шлюх! В том, что произошло, только её вина!

– Прекрати!

– А вдруг она вернётся к тому, от кого родила? Не думал об этом? Вдруг она и не прекращала с ним встречаться?

– Замолчи! Ты ничего не понимаешь.

Они действительно не понимали.

Евгений был слаб и уничтожен, не имел своего мнения от потрясения, которое неожиданно свалилось на него. Он знал, что не может обсуждать с семьёй свои переживания. Они били больно, но не понимали. А он не мог объяснить им, что именно потеря жены и сына для него невыносимы. Обвинения в том, что жена – шлюха, совершенно не воспринимал. Он хорошо знал Ундюгерь. И верил, что все годы семейной жизни были годами любви, преданности и верности. Но ненависть сына выбивала из колеи. Злые слова мальчика звенели в ушах. Какая-то часть его рвалась к нему, чтобы попытаться поговорить, успокоить, но тяжёлый, плотный туман лживого сочувствия, которым обволакивали его родные, не позволял, останавливал.

Евгений наотрез отказался разговаривать с сестрой и матерью. Он не желал обсуждать с ними свою жену. Это решение не понравилось женщинам. Мама хваталась за сердце, впадала в истерику и рыдала горькими слезами. Сестра больше отмалчивалась, но не переставала жаловаться Яну, который всё больше возмущался поведением старшего брата. Создавалось впечатление, будто семья Обидиных понесла огромные потери, а Евгений просто ничего не понимает, заблудился среди декораций, которыми оградила его Ундюгерь. Его возмущало отношение родных, он не хотел, чтобы они привлекали внимание к тому, что совершенно не считал проблемой. Гораздо важнее для него оказались последствия. Он знал, что биологически ребёнок не от него, и это было совершенно не важно, а важно то, что семья разбита и её больше не существует. Негодование против сестры перешло в отвращение. Именно её он считал зачинщицей. Хотел, чтобы ему объяснили, откуда появилась чудовищная информация о том, что Антон не его биологический сын. Но такой информации не было. Аня терялась, будто растворялась в воздухе, становилась невидимой, как только кто-то начинал говорить. Чем больше слов, тем плотнее паутина лжи и лицемерия. Евгений злился, но эта злость ничего не решила. Он сомневался в том, что жена рассказала обо всём Ане. Но кроме неё, некому было рассказать. Не имея возможности разобраться, он старался отстраниться. Откинуть проблему, не замечать. Запутался, ничего не понимал.

Казалось, что со временем всё успокоилось. И на новогодние праздники Евгений принял приглашение от родных. Ему хотелось убедиться, что всё забыто, заручиться поддержкой и идти мириться с женой и сыном. Он уже четыре месяца жил один, несколько раз пытался поговорить с женой, но разговор выходил короткий и сухой. Ундюгерь отказывалась рассказывать о сыне, а Евгений не настаивал, чувствуя злость от собственной трусости. До глубины души поразили его слова мальчика. Он боялся, что тот возненавидел его. И хотелось как-то выяснить через жену, чтобы она стала посредником. Евгений не мог сказать об этом прямо, он хотел, чтобы она догадалась сама, поэтому разговор заходил в тупик и быстро обрывался.

Но в новогодние праздники появилась надежда. Получив приглашение от матери, Евгений обрадовался и подумал о том, что всё забылось. Теперь они вместе позовут Ундюгерь, попьют чая, поговорят по душам – и всё наладится. А сыну скажут, что всё ложь. На родных возлагались большие надежды. Они могли помочь. Заблаговременно позвонил сестре и попросил пригласить Ундюгерь с сыном. Та легко согласилась.

Среди бесчисленных моментов, из которых сложилась атмосфера того вечера, один был особенно важен: то, как Евгений собирался, предвкушая бурное примирение. Он совершенно забыл о скандале, потому что смотрел на это по-своему: Ундюгерь поделилась своим секретом с Аней, а та ничего не поняла, сделала глупые выводы, разболтала матери, а та к тем выводам добавила свои. Они раскричались, предполагая, что делают правильно, видя в Ундюгерь монстра. Но он-то знал её лучше других. Она не монстр, скорее маленький испуганный эльф с крылышками, как у бабочки. Всё просто! Женщины всегда скандалят между собой, это их сущность. Они без этого не могут. Ну поругались, покричали, пора успокоиться.

И вот этот момент, когда он собирался на вечер, без конца меняя рубашки и крутясь перед зеркалом, волнуясь и краснея, вызывал в нём при каждом воспоминании море негодования и ненависти.

Он пришёл последним, когда все сидели за столом и выпивали, громко чокаясь. Сердце бешено стучало, и он даже глупо улыбался, стесняясь и предвкушая. Но первое разочарование – Ундюгерь не было. Ему представилось, что она отказалась