Гидеон. В плену у времени - Линда Бакли-Арчер

Доктор Дайер невольно улыбнулся: у Кэйт всегда на все есть ответ.

Кэйт ушла в глубь гаража, а Тим отодвинул доктора Дайера в сторону, решив с разбега кинуться на дверь.

— Они не уедут с моей машиной!

— Строго говоря, это машина НАСА, — заметила доктор Пирретти.

— Каждый из нас останется при своем мнении, — сказал Тим и яростно бросился на дверь. Мистер Скокк дрогнул, чуть ослабил упор, и это позволило Тиму просунуть голову в щель. Мистер Скокк тут же собрался с силами, кинулся на своего противника и так отпихнул рукой его лицо, что нос ученого скривился на сторону. Закричав от боли, Тим отступил, и мистер Скокк тут же занял свою позицию.

— Кирпич! — вдруг воскликнула Кэйт. — Она сама отключается — антигравитационная машина не работает, пока стоит ровно. Нужно просто отбросить кирпич!

БАМ! БАМ!

— Что бы ты ни надумала, это надо делать быстро! — крикнул мистер Скокк.

— Папа! — закричала Кэйт. — Я запускаю машину. Если хочешь, чтобы все прошло хорошо, лучше скажи сейчас, не то будет слишком поздно…

— Нет! Кэйт!.. Не делай этого!

Секунд пять Кэйт молча выжидала.

— Хорошо, я все равно поеду, — сказала она и откинула кирпич в сторону. — Папа, до свидания!

Раздался низкий, протяжный шум, похожий на гудение холодильника.

— Подожди! — крикнул мистер Скокк, прыгнул к ней и обхватил основание машины.

Ударив в очередной раз по двери, Тим ворвался в гараж. Доктор Дайер, поддавшись отцовскому инстинкту, бросился к ногам коллеги, повалил его на пол и посмотрел на дочь. Теперь он не мог ее остановить, машина уже оплывала по краям. Глаза его наполнились слезами. Тим от изумления потерял дар речи.

— О господи… — пробормотала доктор Пирретти.

— Кэйт, — крикнул доктор Дайер, едва справившись с волнением, — ничего не меняй. Внизу на красном должно читаться «шесть, точка, семь, семь», пусть никто к этому не прикасается…

Мистер Скокк повернулся к доктору Дайеру:

— Скажите моей жене!

— Скажу.

— Уверен, что скажете!

— А вы охраняйте мою дочь!

— Папа, я должна это сделать! Скажи, что ты меня понимаешь…

Но прежде чем ее отец ответил, непреодолимая сила начала отталкивать троих ученых, и они наклонились, словно на них подул сильный ветер. Кэйт, будто издалека, смотрела на них. Все вокруг затянуло черной пеленой, и наверху появились спирали, которые поднимались в бесконечное пространство и время. Сознание отключились, и Кэйт погрузилась в небытие.

Доктор Пирретти, Уильямсон и Дайер стояли в холодном сыром гараже. Их накрыла оглушительная тишина. Доктор Пирретти дрожала.

— Вы почувствовали? — наконец проговорила она. — Почувствовали, что во вселенной раздался бесконечно малый, еле слышный треск? Что мы наделали? Что мы наделали?

Никто не отвечал.

Затем Тим очень по-деловому спросил:

— Теперь ты захочешь отделаться от меня, Эндрю?

— Ох, извини, Тим. — Доктор Дайер поднялся на ноги. — В этом не было ничего личного.

— Как и у меня.

— Подозреваю, — сказал доктор Дайер, — у нас нет настроения разговаривать с инспектором Уилером, поэтому лучше побыстрее уехать отсюда.

И они быстро пошли к своим автомобилям. Из приоткрытой задней двери почты за происходящим подглядывала парочка людей среднего возраста в ночных рубашках и тапочках. Когда машины уехали, они потопали в гараж, чтобы осмотреть повреждения.

— Машины нет! — воскликнула женщина, когда уже совсем близко завыла полицейская сирена.

— Говорил тебе, что не надо сдавать гараж незнакомцам!

— Ничего себе, смотри, как разбита эта прекрасная машина! Что же, по-твоему, стояло в гараже?

— Сначала я думал, это музыкальный автомат или что-то подобное, но когда нажал несколько кнопочек, то ничего не произошло…

— А может это террористы, а? Там ничего не тикало?

— Не смеши меня! Террористы в Миддл-Харпендене? Кто в здравом уме притащит сюда бомбу?

Он был гораздо выше большинства людей, идущих вдоль Чипсайд. Он шел, неся под мышкой кипу бумаг и помахивая тросточкой черного дерева с серебряным набалдашником. Ясный взгляд, розовые щеки. Желтый жилет и поверх хорошо скроенный синий камзол с высокими обшлагами и пуговицами из золотой тесьмы. Он держал спину прямо, голову высоко. Он был ни молод, ни стар; короче говоря — английский джентльмен в расцвете лет.

Джентльмен этот шел из меняльной конторы «Балтик» в Сити, где у него были дела. Когда он стал приближаться к собору Святого Павла, порывистый юго-западный ветер донес до его ноздрей зловоние реки. Он любил Темзу, но больше радовался лету, когда можно было жить подальше от берега.

Сейчас Чипсайд не такой оживленный, как обычно, но все равно здесь очень шумно и людно. Все спешили по своим делам. Звонили церковные колокола, шотландец в килте играл на печальной волынке. Из порта Лондона непрерывно двигались, грохоча по гранитной мостовой, повозки с товарами. Впрочем, на тротуарах было довольно свободно, и ничто не мешало подойти и полюбоваться на витрины магазинов. Поблизости виднелась только пара уличных разносчиков: девушка, торгующая цветами, и старик, продающий устрицы. До джентльмена доносились слухи о вспышке кори на востоке города, и он подумал, что, может быть, по этой причине улицы сравнительно пусты.

День был теплым и влажным, и приятное солнце позднего лета убедило дородного малого, идущего перед джентльменом, снять парик и запихнуть его в карман. На место парика человек водрузил большой носовой платок. Но ветер сдул платок с головы, и тот приземлился у ног джентльмена. Джентльмен нагнулся, поднял платок и вернул хозяину. Дородный человек, который пыхтел и отдувался от жары, немедленно утер платком пот на лице и весьма вежливо поблагодарил джентльмена.

Джентльмен в ответ наклонил голову и сказал:

— Попомните мои слова, сэр, скоро наступит день, когда люди смогут ходить по городу вовсе без парика.

— Боюсь, только очень молодые могут не думать о прическе и не казаться при этом смешными, — ответил дородный человек. — Новая мода на естественные волосы мне уже не подходит. Лишь только несусветная жара и отсутствие тщеславия позволяют мне показывать миру свой череп!

Джентльмен пожелал ему доброго дня и двинулся дальше. Джентльмен платил двадцать пять шиллингов в год своему цирюльнику за прическу, что того стоило, думал он, потому и избегал летом мучительного потения под вонючим париком. Его темные волосы всегда были хорошо причесаны — четыре плотно свернутые букли с каждой стороны головы, а сзади волосы связаны в аккуратный конский хвост, который придерживает лента из черной тафты. Ему никогда и в голову не приходило надеть парик, поскольку у него были очень густые волосы. Он надевал парик в единственном случае — когда помещал под него котенка, которого потом вытаскивал в освещенном свечами кабинете своего старого наставника в Кембридже. Как миниатюрная, волосатая черепашка, котенок, разбежавшись, скользил по деревянному полу, вздымая клубы белой пудры. Джентльмен рассмеялся, вспомнив, как его наставник визжал, будто старуха, которая увидела привидение… но это было так давно…