Фархад и Евлалия - Ирина Горюнова

Если человеческая цивилизация ничего не поймет, конец света не за горами. И тогда не важны: чья-либо беременность, роды, любовь, семья как ячейка общества, не важны доходы и расходы, воспитание детей и многое другое. Потому что зачастую люди, обсуждающие вымирание тунца и выдвигающие требования по его спасению, на тех же самых мероприятиях спокойно поглощают эту рыбу в салатах. Потому что радеющие за жизнь песцов, лис, шиншилл и соболей щеголяют в мехах вышеназванных животных. Потому что любую идею можно низвести до абсурда. Что чаще всего и случается.

Фархад чувствовал, что у него происходит переоценка ценностей. Он словно перестраивал клеточную структуру своего организма, точнее его клеточная структура сама изменялась полностью. Он поймал себя на мысли, что ему давно уже не хотелось так радостно и беспричинно улыбаться, как сегодня. Родная земля придавала ему сил. В российской столице все улыбки выходили натянутыми, фальшивыми и неестественными, похожими на клоунские.

Неизвестно почему, но многие его русские знакомые и партнеры по бизнесу жаловались на бесконечные болезни, слова: рак, инфаркт, инсульт, подагра, диабет – доносились со всех сторон во время любых переговоров и фуршетов. Насколько он помнил, никто из его родственников или партнеров в Иране не собирал такой букет болезней, обычным диагнозом была старость.

Заполошный ритм мегаполиса, где все боятся опоздать, не успеть, пропустить, сильно отличался от размеренной и неторопливой жизни персов. Это различие внутреннего этикета, предназначенного для беседы человека и бога. Кто-то говорит: «Господи, дай», а кто-то «Господи, вразуми» или «Спасибо, Господи». Первое произносится гораздо чаще, чем второе и третье. И вместо того чтобы начать диалог, люди начинают бояться. В них включается механизм саморазрушения различными фобиями: аэрофобия, акрофобия, гидрофобия и так далее. Как-то Фархад поинтересовался, какие бывают фобии, и пришел в ужас, узнав, как их много. Оказалось, что можно бояться всего на свете: ночи и дня, света и тьмы, рая и ада, Сатаны и Бога, людей и собак, мышей и кошек, цветов и деревьев, жары и холода, солнца и луны, громкого шума и тишины, огня и воды, метеоритов, комет и северного сияния, засухи и наводнения, пропастей и гор, озер и морей, снега и ветра, пристального взгляда и прикосновения, несчастного случая и атомного взрыва, радиации и критики, толпы и судебных процессов, женитьбы и религиозных церемоний; а еще овощей и мяса, пыли и вина, яда и золота, боли и головокружений, ночных поллюций и менструаций, старения и снов, гнева и поражения, неудачи и свободы, веселья и несовершенства, одиночества и ревности, богатства и бедности, благодарности и ответственности и многого, многого другого. Грустно: такое количество страхов означает, что человек не уверен в себе и мире, в котором живет. Ему страшно, одиноко да и просто паршиво. Он не знает, чего хочет, и хочет ли вообще, и зачем, в принципе, существует. Социальное общество навязывает ему рамки, ограничивает, и тогда человек думает, что так проще. А шаг вправо, шаг влево – расстрел. С другой стороны, то же самое можно сказать и о любой религии, но тут мы сталкиваемся с другими аспектами: Аллах заботится о каждом своем подопечном в силу любви и сострадания, для того, чтобы человек не боялся, а наоборот – стал радостным и счастливым. Очищая сознание от зла, грехов и обид, он становится совершеннее, мудрее, добрее и понимает силу любви.

Фархаду казалось, что он очень долго спал, наблюдая все события через призму сна, но наконец очнулся и именно теперь и начнется правильная, настоящая жизнь. Надо только не поддаваться больше гипнозу, вводящему тебя в транс.

Вглядываясь в лица матери, отца и сестер, Фархад, с одной стороны, сожалел о предстоящей разлуке, а с другой – горел нетерпением испытать себя обновленного на прочность.

Растрепанная и запыхавшаяся Лала ворвалась в палату к отцу. Тот лежал на кровати с недовольным скукоженным лицом, напоминающим печеный картофель. Его покрытые крупной сеткой морщин руки нервно теребили край серой непростиранной простыни с больничным клеймом на уголке.

– Явилась – не запылилась! – констатировал он удовлетворенно. – Отец тут загибается, а ей хоть бы хны.

– Я приехала сразу, как только узнала, папа. Как ты?

– Идиотский вопрос, девочка! Впрочем, чего еще от тебя можно ожидать? Врачи – безмозглые, медсестры – тупые, санитарки сварливые, а соседи по палате – полное жлобье! Будто ты не знаешь, как все происходит в муниципальных учреждениях!

– Пап, я загляну на минутку к врачу и сразу вернусь.

– Ты спрашиваешь разрешения или думаешь, что я со сломанной ногой отсюда сбегу, пока тебя тут не будет? – желчно спросил отец.

– Я скоро. Все будет хорошо. – Лала выдохнула и напомнила себе, что на больных злиться нельзя.

Она пошла по коридору, медленно читая таблички в поисках ординаторской. Врач оказался на месте.

– Ну, здравствуйте-здравствуйте! – произнес он. – Папаша у вас боевой, девушка. Весь персонал мне напугал.

– Извините. У него такой характер.

– Да, люди разные бывают, но доложу я вам: это один из труднейших пациентов. Короче так: если у вас есть финансовая возможность, будьте добры, оплатите ему отдельную палату и наймите сиделку. У меня медсестры в 307-ю палату зайти боятся, и пациенты жалуются. А куда я их дену? Свободных коек у нас нет. Папашу вашего в коридор я тоже не положу: он все отделение на уши поставит.

– Конечно, Владимир Григорьевич. Я хоть сейчас. Все сделаю. Деньги не проблема. Что с ним?

– Инфаркт, да еще перелом шейки бедра. Анатолию Николаевичу повезло, что это случилось с ним в поликлинике и ему быстро оказали первую помощь. Иначе было бы дело плохо.

– Да-да…

– У него какие-нибудь хронические заболевания есть?

– Истерическая психопатия. Началось после смерти мамы. Давно уже.

– Понятно. Надо давать успокоительное. Вы его приструните слегка.

– Что вы! У меня не выйдет. Я для него не авторитет совершенно. Скорее, мальчик для битья.

– Печально.

– Живете, я так понимаю, не вместе?

– Нет.

– Ну и ладненько. Крепче нервы будут. Значит, так: отца вашего будем наблюдать. Никакой жирной пищи, тем более мяса, сала, бульонов ему не носите. Если вы не в курсе, то причиной инфаркта являются жировые отложения на внутренних стенках сосудов, которые их закупоривают. Если ваш отец хочет жить: строгая диета! Навсегда. И придется полечиться, а потом и понаблюдаться. Сделать обследование, сдать анализы. И пусть постарается укротить свой нрав: ему тут никто ничем не обязан. Или хотите взять его под расписку домой? И делайте что хотите.

– Я понимаю, Владимир Григорьевич. Постараюсь ему внушить, чтобы вел себя потише.

– Постарайтесь. Запишите мой телефон и оставьте свой на всякий случай. Когда у меня появится дополнительная информация, сразу вам сообщу. Нам, главное, понять: нужна в данной ситуации операция на сердце или нет. И пока непонятно, возможно ли сделать ему операцию на шейке бедра. А без операции он может остаться лежачим. Сложная ситуация, говорю честно.