Лабиринты соблазнов - Надежда Черкасова

– Нет, пусть едет обратно. Я позвоню, как понадобится, – сказала Мила, присаживаясь на роскошном диване и глядя на огонь в камине, успокаивающий и убаюкивающий. Голова тут же закружилась. – Что-то мне не очень хорошо. Я полежу немного. – И она снова прилегла на мягкую диванную подушку, понимая, что ничего с собой не может поделать. – И посплю чуть-чуть. – «Лучше бы совсем не просыпаться». – А дядюшка дома? – заплетающимся языком спросила Мила.

– Где же ему быть-то? Конечно, дома. Весь день из кабинета не выходит. Через час ужинать будем.

– Его лучше предупредить, что я приехала. Вдруг он не захочет, чтобы ему мешали.

– Предупредим, – произнесла строго Маняша, подозрительно посверлив Милу взглядом, и удалилась.

Мила поняла: сделала что-то не то. Но ей теперь уже было все равно, так как она засыпала. Сквозь сон доносились чьи-то крадущиеся шаги, перешептывания, а потом и они исчезли…

Проснулась внезапно, словно от толчка. Сколько она здесь лежит – минуту, час, целую вечность? И зачем она отпустила машину?! Надо было уехать обратно, не повидав дядюшку. Но не возвращаться к этому упырю Троянову, а спрятаться где-нибудь. Это в незнакомом-то городе?

Однако долой панику! Неужели после стольких лет репетиций она не позволит сыграть себе свою звездную роль?.. Или с позором провалит ее, закончив младые годы за решеткой!

Мила уставилась на огонь, который завораживал и обнадеживал. Дрова потрескивали так уютно и знакомо, что она начала успокаиваться. Нет, Мила не подведет себя и сыграет эту коронную роль как надо! Надо кому – Троянову? Да нет же! Как ни странно, ей самой. Зачем – чтобы провести остаток своей никчемной жизни в тюрьме, так как на шутку, несмотря на уверения Троянова, ее безрассудная выходка совсем не тянет?

А может, она спит и видит сон? И стоит ей только проснуться, как она окажется в крепких объятиях Алеши?.. Нет-нет, лучше о нем не думать! Иначе немедленно от навалившейся слабости подкашиваются ноги, мутится рассудок.

Тогда зачем ей этот убийственно опасный маскарад? Чтобы полюбоваться на чужую красивую жизнь и подивиться, как роскошно, богато и беззаботно живут другие – те, на кого когда-то ей хотелось походить? Они действительно живут в роскоши. Но так ли уж беззаботно, если племянница собирается из-за денег убить своего единственного дядюшку? Да и сам дядюшка, похоже, тот еще душегуб, хоть это пока и не доказано. Но ведь дыма без огня не бывает. И стоит ли доверять этому злобному упырю Троянову? Не иначе как здесь у него какой-то свой личный интерес, и, скорее всего, не только денежный. Какое множество вопросов, и ни одного ответа.

Мила поднялась и, превозмогая головокружение, отправилась на поиски кабинета. Дядюшка, высокий седой старик, сидел в большом уютном кресле возле камина и, чуть прищурившись, смотрел на огонь. Его голубые глаза словно застыли на какой-то одной точке, выдавая состояние задумчивости и отрешенности. На его коленях лежала раскрытая книга.

Приветствие Милы он оставил без внимания. От поцелуя, с которым она было к нему наклонилась, и вовсе увернулся, недовольно отмахнувшись, как от надоедливой мухи, и только указал пальцем на кресло возле себя.

– А я мириться приехала. – Мила вздохнула. – Прости, я была неправа! Во всем. Ну правда, я очень-очень раскаиваюсь! Что мне сделать, чтобы ты простил меня?

– Ничего мне от тебя не нужно! Все, что могла, ты сделала.

– Я всегда считала, что пока человек жив, он в состоянии исправить свои ошибки. Поздно бывает, когда человек умер. Или я тоже для тебя умерла? Тогда, конечно, я явилась слишком поздно. А может, лучше все-таки поздно, чем никогда? – настаивала Мила.

Дядюшка сидел, насупившись и сердито уставившись в камин невидящим взором. Он решительно не хотел ни разговаривать с Милой, ни мириться. Видимо, так сильно она обидела его в последнюю встречу, что он теперь и знать-то ее не хочет.

– Дядюшка, ты, кажется, собирался мальчика усыновить из детского дома? – снова сделала попытку Мила. – Я думаю, что это совсем не плохая идея.

– Странно, что ты об этом заговорила. После того как устроила грандиозную истерику и «цыганочку с выходом» на моих старых костях сплясала. До сих пор сердце колотится, никак не успокоится.

– Прости, я была неправа! И вообще я раньше такой дурой была, что вспоминать тошно.

– Я что – сплю?! – с саркастической ухмылкой обратился дядюшка к Миле. – Что это за игру ты со мной, Людмилочка, затеяла? Или еще не протрезвела? Маняша мне рассказала, какой вдрызг пьяной тебя привезли. А может, опять каверзу какую для меня придумала? Или решила соответствующие инстанции заморочить-подкупить, чтобы мне ребенка не отдали? Ты что – честностью и справедливостью вдруг заболела? Или у тебя приступы истерии начинаются и ты решила перед этим как следует поиздеваться надо мной?.. Да ты ли это вообще?! Может, ты вместо себя какую другую Людмилочку прислала, чтобы вывернуть меня наизнанку, наплевать в душу, а затем посмеяться над стариком?

У Милы от такого провидческого заявления даже колени ослабли. И хорошо, что она уже успела сесть в кресло, иначе бы точно свалилась прямо на роскошный ковер.

– Я, наверное, не вовремя приехала, извини! Не буду тебя больше беспокоить. Пожалуй, поеду обратно. Вот уж никогда бы не подумала, что мне будет отказано в покаянии.

– В церковь иди, там кайся! Потому что ты не только перед людьми, ты перед Богом виновата! За то, что творишь с молодыми душами, развращаешь их своей гнилой потребительской философией, словно нехристь какая. За то, что меня, старого и больного дядюшку, своими истериками да скандалами изводишь. Что – никак не дождешься, пока помру? Не переживай, уж немного осталось: еще один сердечный приступ – и ты наследница.

– Скажи, а если у меня никогда не будет детей, ты от меня отречешься?

– Это еще что за разговоры! Может, хватит уже чушь-то молоть?

– Извини! Я думала, ты терпишь меня только как мать твоего будущего внука.

– Час от часу не легче! Да ты в своем уме или как?! Ну не будет у тебя дитя – и что? Значит, так Богу угодно. Возьмем мальчонку из детского дома… Хотя я уже и не знаю, как лучше поступить. Вот съездил опять, поглядел на деток и понял, что совершу большую ошибку, если сделаю это. Все они считают меня своим дедушкой. А если я только одного заберу, другие возненавидят меня, сочтут предателем. За то что не их выбрал. Они все мне дороги. И каждому я помогу устроиться в этой нелегкой жизни, никого не обижу. Так пусть я останусь дедушкой для них для всех, а не для кого-то одного. Их у меня целых три детских дома. И не могу я обидеть всех, выбрав только одного. А так – все довольны… Они ведь мне письма пишут, секретничают со мной, дедушкой называют. И я им отвечаю. Будет теперь кому наследство оставить после моей смерти… Чего притихла? Намерения мои тебе не нравятся?

– Просто слушаю.

– С каких это пор ты меня слушать-то начала? Чудеса в решете, да и только!