В поисках агента. Записки офицера КГБ - Грегори Файфер

Милиционер внимательно на меня посмотрел. «Тебе лучше добраться туда на метро», — ответил он, и я двинулся по улице Горького. В конце концов я очутился перед «Лубянкой» — внушительным зданием серого цвета, построенным в псевдоклассическом стиле еще в дореволюционной России, где теперь размещались основные службы КГБ. Фасадом здание выходило на большую площадь с кольцевым движением автотранспорта, а в середине ее на высоком постаменте встала через два года одетая в шинель статуя Дзержинского — «железного» Феликса, основателя и первого руководителя ЧеКа («Чрезвычайной комиссии»), предшественника нынешнего КГБ. Все это усилило во мне чувство какой-то неуверенности. Нельзя же было вот так запросто войти в парадный вход центрального здания КГБ!

Правда, при всем желании сделать это было невозможно — массивные дубовые двери парадного подъезда были наглухо закрыты. Стоящий около него охранник направил меня в справочное бюро Комитета, находящееся недалеко, на улице Кузнецкий Мост. Я довольно быстро нашел его, вошел внутрь и на вопросы дежурившего там офицера рассказал свою историю. Полистав полученный от него телефонный справочник, я увидел, что телефон отдела кадров изменился. Затаив дыхание, я набрал новый номер.

Начальник отдела кадров только хмыкнул, услышав рассказ о моих злоключениях. «Тебе не дали наш новый номер? Ведь все номера были изменены еще год назад». Последовало несколько телефонных звонков, и вскоре я был размещен в недавно построенной роскошной (по тем временам) гостинице «Пекин» на Триумфальной площади, где стоял памятник Владимиру Маяковскому. Здесь я пробыл около месяца, пока мне не подыскали место в общежитии КГБ.

Москва меня поразила, я еще никогда не видел что-либо подобное. При Сталине город был превращен в витрину советской мощи, от великолепных, одна другой лучше, станций метро до семи «высоток», стоящих, как свадебные торты, в разных частях центра столицы. Вдоль широких улиц стояли построенные недавно многоэтажные дома, своими фасадами закрывающие узкие и кривые улочки дореволюционной Москвы.

Однако у меня не было времени для экскурсий по городу. Как я вскоре узнал, громкие победы КГБ над английской разведкой были уже делом прошлого. Двое из знаменитых агентов «кембриджской пятерки» — Дональд Маклин и Гай Берджес — вынуждены были бежать в Россию. Кроме того, наш наиболее ценный агент Ким Филби был отозван руководством английской разведки СИС из Вашингтона, где возглавлял американский филиал СИС, перечеркнув этим наши надежды, что когда-нибудь он может возглавить английскую разведку. Мне было сказано, что иностранные разведки активизировали свою работу на территории СССР и времени на раскачку у меня нет. Я должен был начать свою оперативную деятельность как можно быстрее.

3

Мне выделили небольшой стол в комнате, где сидели еще три сотрудника. Громадное здание, опоясанное бесконечно длинными коридорами, покрытыми красными ковровыми дорожками, по внешним признакам ничем не отличалось от других ведомственных особняков Москвы. Мне поручили возглавить группу из трех оперработников, у которых на связи находились агенты из числа советских граждан, работавших в английском посольстве и имевших возможность наблюдать или контролировать деятельность шифровальщиков, охрану посольства, а также работников его консульских и административных служб. Иван Маркелов, начальник отдела, который мне сразу понравился, ввел меня в курс дел по контрразведывательной обстановке вокруг посольства и познакомил с агентами, работу которых я должен контролировать. Среди них, помимо работающих в посольстве водителей и секретарей, были представители советской интеллигенции — писатели, музыканты и пр., у которых были знакомые англичане или личные контакты с английскими дипломатами.

Великобритания, как я раньше уже упоминал, считалась «главным противником» советской разведки до окончания Отечественной войны, после чего этот «знак качества» перешел к Соединенным Штатам. Опытнейшая и старейшая на Западе Секретная служба Великобритании особенно активно работала в СССР в конце 40 — начале 50-х годов. Английскому отделу Второго главного управления КГБ необходимо было принимать срочные меры по эффективному противодействию ее усилиям. Одна из осуществленных нами операций заключалась в подставе СИС наших агентов-двойников в Прибалтике, где, надо признать, успехи англичан по созданию после войны своей разветвленной агентурной сети были довольно значительны. К тому времени, когда я начал работать в отделе, противник понял, что с ним ведут оперативные игры, и свернул свою активность в этом регионе Союза.

Британское посольство размещалось в особняке, когда-то принадлежавшем известному московскому купцу Павлу Харитоненко. Здание стояло на набережной Москвы-реки прямо напротив Кремля. Проникновение в интересующие нас секции посольства — административную, связи, политическую, культуры, прессы, службы безопасности и т. п. — требовали для каждой различных подходов и способов. Мы контролировали деятельность английских дипломатов и пытались установить личности их советских контактов и связей, используя нашу агентуру, слежку за ними и подслушивающую технику. Основной задачей (и трудностью) отдела было установление, являются ли контакты между англичанами и советскими гражданами нейтральными («неопасными») знакомствами или они подтверждают оперативный интерес английской разведки. Например, было известно, что сотрудники пресс-службы посольства регулярно встречаются с советскими журналистами, редакторами и издателями различных журналов и газет. Мы отдавали себе отчет в том, что, например, вопросы, почему были опубликованы статьи о советско-английских отношениях на ту или иную тему, являются частью их служебных обязанностей. Но если беседы касались людей или тематики, выходящих за пределы их прямой компетенции (например, относительно их официальных контактов в Министерстве обороны или МИД СССР), такие сотрудники посольства вызывали наше повышенное внимание и становились объектами оперативной разработки.

Если английский дипломат попадал под подозрение, мы сначала подробно расспрашивали его (в то время дипломатами были, как правило, только мужчины) о характере знакомства и пр., стараясь собрать об англичанине как можно более полные сведения. Мы также использовали контакты и связи англичан с целью дезинформации другой стороны. Обычно затем усиливался контроль за объектом нашего интереса, с тем чтобы определить, является ли он сотрудником СИС либо просто чересчур любопытным человеком.

Следующим этапом оперативной разработки были меры по ограничению возможного ущерба: «обрубка» каналов доступа объекта к секретной либо другой чувствительной для нас информации. Если возникало подозрение о принадлежности интересующего нас лица к английской разведке, мы старались по мере возможности определить его оперативные интересы. На этом этапе речь не шла об аресте. Сначала необходимо было установить контроль за разведывательной деятельностью объекта. Если оказывалось, что он ведет активную вербовочную разработку или уже работает с завербованным советским гражданином, мы вступали с ним в оперативную игру. Мы начинали ее с более глубокого изучения английского разведчика, продолжая снабжать его дезинформацией или подводя к нему наших агентов. Следует, однако, признать, что, хотя мы довольно регулярно получали сведения о подозрительном поведении ряда английских дипломатов, широкомасштабные и крупные контрразведывательные операции против них были редки.