Песнь ветра - Константин Гуляев

раздающийся массагровский рык делал свое дело – мобы никого, кроме орка, не видели.

Потом встретилась троица ходячих деревьев – их удалось разбить на две стычки, потом церберы, зомби – и потихоньку все в свою пати поверили. На устах Дюшеса блуждала торжествующая улыбка, правда, изредка кривящаяся да сверкающая стиснутыми зубами. Но как игроки выглядят во время игры, мало кого интересовало. Пройдя полпути, группа обвыклась настолько, что начала болтать о вещах, совершенно к процессу не относящихся.

– Манги, а как тебя зовут в реале? – кокетливо поинтересовалась Няшка, сотворяя какое-то смертоносное сизое облако вокруг головы очередной прямоходящей жабы.

– Дюшес, – хвастливо напечатал танкующий, ожидая восторженных восклицаний.

– Как лимонад? – И непонятно, чего в этом вопросе сквозило больше: разочарования или глума.

Сама ты лимонад, досадливо скривился Дюшес, но печатать этого не стал – ну ребенок, судя по всему, чего возьмешь…

– Нет, как Дантес. Но ты о таких вряд ли слышала. Андрей меня зовут.

Гоблин засмеялся, обозначив сие тремя катающимися смайликами. Игрок Няшки, вероятно, обиделась, так как больше вопросов у нее не возникло. Этот эпизод немного подпортил настроение – ну чего он сорвался на девчонку? Сам ведь только недавно в Википедии вычитал, что Дантес, заваливший Пушкина, и Дантес, сбежавший из замка Иф – это, оказывается, два совершенно разных мужика… Она, может, познакомиться хотела, а он опять ступил…

С приколами, репликами по делу, наставлениями да прибаутками группа приближалась к центральному залу. И страх, до того смирно сидевший в Дюшесе, снова стал злобно скрестись в душу – за каждым поворотом мобы блуждали все злее: от одной мертвой сизоокой красавицы Манголор получил крит – критический удар – и едва не помер. Спасло только то, что эта девица была одна. Зато она вытягивала жизнь из танка, и ее еле завалили всей толпой. Потом встретились два таракана величиной с корову, и, увидев силу их ударов, танк только орал вождем, а сам больше бегал, взвалив их истребление на остальных бойцов. И вот группа завернула за последний извив скального туннеля и пред ними вырос Горыныч во всем своем жутком гигантском великолепии. Шипя, как сто аспидов, он неспешно направился к незваным гостям, красиво шелестя чешуей по камням. Закусивший губу Дюшес почувствовал, как из-под взмокших наушников поползла по щеке капля пота… создатели игры – придурки. Он не представлял, как такую шипящую извивающуюся гору мог бы танковать ребенок, каковых в игре тоже должно быть немало.

Собрав всю решимость, он ткнул курсором в рык вождя со всем остальным танкующим комбо, и Горыныч ударил в ответ. Сила его удара была чуть поменьше, чем сама линия жизни орка, но эльфы пока справлялись. Горыныч подполз совсем близко…

И тут Дюшесу на коленки мягко прыгнула незаметно подкравшаяся Самса. Истошно продублировав рык вождя на всю квартиру, потерявшийся в реальности игрок нелепо взмахнул руками и грохнулся на спину вместе с компьютерным креслом, что еще нужно было умудриться. Наушники, больно съездив ему по мокрой щеке и правой брови, слетели с головы и заплясали на едва не лопнувшем проводе где-то за пределами видимости. Кошандра – единственная из живности, которая не сагрилась на рык – пулей с Дюшеса слетела и, бешено буксуя по линолеуму, скрылась в темных недрах квартиры.

Сердце бесновалось так, что едва не выпрыгивало. Зубы лязгали, губы кривились, из глаз текли слезы. Судорожно хватая ртом воздух, Дюшес тупо глядел в черный потолок, на котором вяло плясали тусклые отсветы экрана. Там, в игре, что-то происходило, комбо исправно отоваривало босса, иконка за иконкой – но Дюшес сейчас видеть не мог ни Горыныча, ни данж, ни любой другой эпизод игры – его колотила крупная дрожь.

Когда, пролежав так целую вечность, он приподнялся на ватных ногах и кинул мутный взор на тут же заплывший экран – он почувствовал, что сходит с ума. Его Манголор сам бегал по пещере, уворачиваясь от смертоносных жал и весьма умело нанося удары, не забывая при этом вовремя Горыныча агрить. Рассудок отказывался воспринимать происходящее – Дюшес, всхлипнув, что-то забормотал, постоял с полминуты, протянул пляшущие пальцы к кнопке пуска взбесившегося ноутбука, и, нажав ее, долго держал, не отпуская, даже после того, как экран погас.

К ноутбуку он приблизится теперь не раньше, чем через две недели. И первое, что сделает – снесет игру к чертовой матери. Если и существовала у Дюшеса игровая зависимость – от нее оказалось очень легко излечиться.

6

Седовласый пришел уже через два дня. И, растерянно шаря глазами по кабинету, словно ища повсюду ответы на вечные вопросы, сообщил Левченко, что проект – по крайней мере в их игре – закрывается.

– А что так? – удивился директор. – Еще ведь рано делать выводы.

– Да нет, не рано. Испытанные у вас программы только лишний раз подтвердили то, о чем мы уже имели представление, исходя из предыдущих тестов.

Левченко опустил глаза. Он боялся, что визитер прочтет в них вопрос: ему было жутко любопытно – что там у них не срослось? Но тут такая ситуация, что чем меньше знаешь – тем лучше. Но седовласый, видимо, углядел жгучий интерес собеседника:

– Программы оказались слишком самостоятельными. Они порой даже не гнушались решительными действиями, своеволием и поступками на грани и за гранью дозволенного. Одна для сбора информации запросто предприняла такой метод, как взлом сайта. Другая и вовсе научилась блокировать своего персонажа, чтобы вдоволь порезвиться в сети, зато третья безвылазно сидела там, где ей надлежало, не выходя даже тогда, когда у нее оказывалась такая возможность – и так далее. Все основные характеристики и мотивы программы мы уже изучили, а вы помогли нам разобраться в нюансах – если угодно, мы тестировали в вашей игре такой аспект, как мораль. Кому программа будет помогать, кому мешать, кого спасать?.. Чему может научиться программа в незнакомой среде, если не ставить ей никаких ограничений? И этот тест наша троица успешно провалила. Нам не нужны неконтролирующие себя программы – они, как правило, развиваются абсолютно так же, как люди: зная, что это запрещено, тем не менее, ради своей цели легко идут на нарушение человеческих правил и общественных норм.

Вошла секретарша со знакомым подносом. Левченко отследил взгляд гостя, его вздрогнувшие брови, и понял: на этот раз он никаких подносов с чаями не просил – это была полностью инициатива Светланы. М-да, у него в офисе работал натуральный, а не искусственный интеллект – такой же догадливый и своевольный. Секретарша поставила поднос, и вышла.

– Вышколенный у вас персонал,