Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня - Шерман Алекси

– Что ж, весьма интересно, правда? – сказал поддельный учитель геологии. – Спасибо, что поделился с нами, Горди.

Да, верно.

Мистер Додж поблагодарил Горди, но ни словом не обмолвился обо мне.

Ага, теперь даже учителя держат меня за идиота.

Я сжался, сморщился на своем стуле и вспомнил, что когда-то был человеком.

Вспомнил времена, когда меня считали умным.

Вспомнил, что когда-то люди считали мой мозг полезным.

Поврежденным водой, конечно. И в любой момент готовым к эпилептическому припадку. Но всё же полезным и даже не лишенным красоты, и возвышенности, и волшебства.

После урока я поймал Горди в коридоре.

– Привет, Горди, – говорю. – Спасибо.

– За что спасибо? – спросил он.

– За то, что вступился. Что подтвердил Доджу мою правоту.

– Я не ради тебя это сделал, – сказал Горди. – Я сделал это ради науки.

Он ушел. А я остался стоять и ждать, пока мое тело из плоти из крови не превратится в камень.

Домой в тот вечер я возвращался на автобусе.

Ну, вернее, на автобусе я доехал до границы с резервацией.

Я вышел на конечной и ждал.

Меня должен был подобрать папа. Но он не знал наверняка, хватит ли денег на бензин.

Особенно если перед этим он заскочит в казино и поиграет на автоматах.

Я ждал полчаса.

Ровно полчаса.

Потом пошел пешком.

Да, добраться в школу и обратно – всегда приключение. Если меня не встречали с автобуса, я шел. И голосовал.

Обычно кто-нибудь возвращался в резервацию с работы, так что меня подвозили.

Три раза пришлось протопать весь путь до дома.

Тридцать пять километров.

Все три раза волдыри себе натопывал.

Короче, после ситуации с окаменелыми деревьями меня подвез белый служащий из Бюро по делам индейцев – и высадил прямо напротив дома.

Я вошел в дом и обнаружил мать плачущей.

Это часто случается, впрочем.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Это из-за твоей сестры, – отвечает.

– Что, она снова «поехала»?

– Вышла замуж.

Ничосе. Я прям офигел. Но мама с папой офигели еще больше. Члены индейских семей спаяны крепче, чем самым сильным в мире клеем. Мои мама с папой живут в нескольких километрах от места, где родились, а бабушка – всего в паре. Со времени основания резервации индейцев спокан, а это произошло в 1881 году, никто из моей семьи не жил нигде, кроме как здесь. Мы не уезжаем от своего племени. Никогда. Хорошо это или плохо, но мы не бросаем друг друга. А теперь мои родители потеряли обоих детей во внешнем мире.

Наверное, они чувствовали себя неудачниками. Или одинокими. А может, они вовсе не знали, что чувствуют.

И я не знал, что чувствовать. Кто мог понять мою сестру?

После семи лет полнейшего ничегонеделания, проведенных в подвале перед телевизором, сестра вдруг решила, что должна что-то поменять в жизни.

Наверное, ей стало стыдно из-за меня.

Если уж я оказался настолько смелым, чтобы оправиться в Риардан, то ей хватит смелости ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА ИНДЕЙЦА ИЗ ПЛЕМЕНИ ЧИНУК и УЕХАТЬ в МОНТАНУ.

– Где они познакомились? – спросил я маму.

– В казино. Твоя сестра говорит, что он хороший игрок в покер. Небось, ездит по всей стране от одного казино к другому.

– Она вышла за него, потому что он играет в карты?

– Она говорит, что он не боится делать ставки ни в каких играх и что именно с таким человеком она хочет провести жизнь.

Я не мог поверить. Неужели такая чепуха может стать достаточной причиной для замужества? Но, видать, все люди женятся по глупости.

– Он симпатичный? – спросил я.

– Да урод он, – фыркнула мама. – Нос крючком и глаза один больше, другой меньше.

Вот черт, моя сестра вышла за крючконосого, кривого кочевого игрока в покер.

Я почувствовал, что стремительно уменьшаюсь ростом.

Я-то себя считал крутым, а она меня взяла и переплюнула.

Но мне придется увертываться всего лишь от косых взглядов белых детей, а моей сестре – от ружейных выстрелов в прекрасной Монтане. Эти индейцы из Монтаны настолько круты, что белые их боятся.

Можете представить себе место, где белые боятся индейцев, а не наоборот?

Так вот это Монтана.

И сестрица выскочила за одного из таких сумасшедших индейцев.

Даже никому ничего не сказала, пока не уехала, – ни родителям, ни бабушке, ни мне. Позвонила из Сант-Игнатиус, из резервации индейцев чинук в Монтане, и говорит:

– Привет, мам, я теперь замужняя женщина. Я хочу родить десять детишек и жить здесь до конца своих дней.

Ну не странно ли? Это же почти романтика.

И тут до меня дошло, что сестра пытается ПРОЖИТЬ любовный роман.

Черт, это ведь требует храбрости и воображения. Не без некоторого умственного отклонения, конечно, но я вдруг за нее порадовался.

И немного испугался.

Жуть какая.

Она пыталась воплотить в жизнь свои мечты. Мы все должны быть счастливы, что она вылезла из своего подвала. Мы годами старались выудить ее оттуда. Конечно, мама с папой порадовались бы, найди она работу на полдня на почте или в магазине. Она бы их осчастливила, если бы переселилась в комнату на втором этаже.

Но я всё думал о том, что моя сестра не пала духом. Не сдалась. Резервация пыталась удушить ее, она была в этом подвале, как в ловушке, но теперь бродит по бескрайним зеленым полям Монтаны.

Клево!

Она меня так порадовала!

Конечно же, родители и бабушка были в шоке. Считали нас с сестрой совершенно чокнутыми.

А я думаю, мы с ней настоящие воины, понимаете?

А воины не боятся вступать в конфронтацию.

Так что на следующий день в школе я подошел прямиком к белокожему гению Горди.