Я, снайпер - Стивен Хантер

— Чак, я…

— Подожди, вот чек на пять тысяч долларов. Это не плата. Но ты не должен брать все расходы на себя. Возьми эти деньги на дорогу, на гостиницы, на то, на се, мало ли на что они понадобятся. Просто поработай неделю и убедись, что все тип-топ.

— Чак, оставь свои деньги при себе. Мне шестьдесят три года, я уже не мальчик бродить по незнакомым городам с дальномером в надежде найти что-нибудь такое, что пропустили самые опытные криминалисты в мире. Плохая идея. Я слишком стар, а они отлично знают свое дело. Эта работа не для меня, я только впустую потрачу время.

— Ганни, я…

— Я просто не могу этим заняться. Пожалуйста, не злись. Мне очень жаль Карла, но я не могу снова возвращаться в прошлое. Я уже не молод. Думаю, что такие приключения меня доконают.

— Ну хорошо, ганни. — Чак вздохнул. — Я все понял. Ничего страшного. Ладно, я должен был попробовать.

— Ты отличный парень, Чак.

— Слушай, просто сделай мне одолжение, скажи, что еще подумаешь. Я на тебя не давлю, но если ты решишься, чек по-прежнему тебя ждет. И если тебе понадобится какая угодно помощь, вот моя визитка, я примчусь по первому зову. Сердцем я по-прежнему младший капрал.

Свэггер все-таки успел на самолет, но с большим трудом. Он летел через всю Америку, заряженный меланхолией происшедшего. Ему удалось на время выбросить печальные мысли из головы и вздремнуть. Наконец после всех пересадок Свэггер добрался до Бойсе и пошел на стоянку за своей машиной. Еще час с небольшим — и этот день завершится.

Собираясь позвонить жене и сообщить, что скоро будет дома, Свэггер с удивлением обнаружил на дисплее телефона мигающий значок «Непринятый вызов».

Боб так и не разобрался с этой проклятой штуковиной, но в конце концов ему удалось войти в меню непринятых вызовов, где он увидел код Вашингтона. Кому в этом городе есть дело до Боба Свэггера? Но затем Боб вспомнил номер, знакомый по прошлому году, и сообразил, что один такой человек есть: Ник Мемфис.

Когда вызывает «седьмой этаж», нужно идти. Это правило, которое нерушимо соблюдалось и по сей день, установил сам Дж. Эдгар, еще когда этаж был пятым, а здание находилось на противоположной стороне Пенсильвания-авеню. Ник Мемфис порадовался, что утром надел галстук. Заскочив в туалетную комнату, он ополоснул лицо, однако морщины, оставленные на коже неделей круглосуточной работы, обилием перелетов и ожиданий в аэропортах, его не красили. Ник смочил волосы водой, вытер их бумажным полотенцем, сходил к себе за пиджаком и поднялся на лифте на седьмой этаж, в кабинет директора.

Его встретили секретарша, а также двое верзил в форме, которые образовывали последний рубеж безопасности в самом сердце центрального управления. Ник уже бывал в этом кабинете с алтарем флагов, со стеной почета, на которой вывешены достижения нынешнего директора, с полками, заставленными книгами, которые никто никогда не читал, памятными сувенирами, реликвиями службы в военно-морском флоте (чего стоила одна подзорная труба в латунном корпусе!) и так далее. Нику доводилось видеть панораму, открывающуюся из обращенных на юго-восток окон: Пенсильвания-авеню от здания Федерального архива с его претензиями на древнегреческую архитектуру и до самого купола Капитолия; эта картина придавала кабинету директора атмосферу дешевого кино, в котором из любого вашингтонского кабинета можно посмотреть на Капитолий с красно-бело-синим флагом, трепещущим под порывами ветра.

У директора были двое посетителей, судя по внешности — из высшей политической элиты: ладно скроенные темно-синие в неброскую полоску костюмы, сверкающие штиблеты цвета бургунди с кисточками и свежие красные галстуки, ни разу не бывавшие в химчистке. Лица гладкие и румяные (ботокс? точный ответ сможет дать только патологоанатом), волосы пышные и густые, профили выразительные, тела подтянутые (по нескольку часов ежедневных занятий в тренажерном зале). Не сразу, но Ник узнал в одном из мужчин, более полном, конгрессмена откуда-то с Запада; у второго типа на лице было написано, что он юрист или влиятельный лоббист.

— Ник, извини, что оторвал от дел, — начал директор, — но мне хотелось, чтобы эти два заинтересованных господина лично встретились с тем, кто так быстро и умело разобрался со снайпером.

— Рад с вами познакомиться, Ник. — Конгрессмен встал и протянул руку. — Джек Райдингс, член палаты представителей от штата Вайоминг.

— Билл Феддерс, — произнес второй хорошо поставленным голосом.

Должность он не назвал, однако не вызывало сомнений, что должность эта высокая.

— Ник — наш герой, — продолжал директор. — Он все еще немного прихрамывает: год назад он был ранен в перестрелке, когда предотвращал захват инкассаторской машины в Бристоле, штат Теннесси. Как твоя нога, Ник?

— Ну, с баскетболом для меня покончено, но я могу бегать и кататься на велосипеде, так что, наверное, легко отделался. А в кольцо в прыжке я и так никогда не попадал.

— Ник, ты не мог бы ввести наших гостей в курс дела? Джек представляет владения Т. Т. Констебла на Западе, а Билл — его личный адвокат. Мистер Констебл…

— Мы зовем его Томом, — сказал более холеный Билл с заговорщической теплотой, словно приглашая остальных в святая святых. — Инициалы Т. Т. он использует только в целях рекламы. Этот человек просто ненасытен.

— Пусть будет Том, — согласился директор. — Том очень обеспокоен тем, как продвигается расследование гибели его бывшей жены.

— Конечно, нет проблем, — ответил Ник. — К тому же на сегодняшний день почти все опубликовано в газетах.

Значит, это совещание с представителями Констебла? Констебл, безмерно богатый, в течение восьми лет знаменитый муж не менее знаменитой жены, имеющий везде интересы, сунул свой нос и сюда. Ему нужны личные заверения в том, что Бюро бросило на расследование все свои силы — как будто можно говорить о чем-то другом, когда дело получило такой безумный резонанс, — а также немного конфиденциальной информации изнутри. Все хорошо, все прекрасно, только так и делаются дела в этом городе, и, если ты рассчитываешь здесь на карьеру, ты должен играть по правилам.

Правила были следующие: информация — это сила. А сила — это власть. Власть, которой нужно не столько подчиняться, сколько уступать, обхаживать и ублажать. Ключом ко всем контактам был конгрессмен, который устраивал своим крупным спонсорам и сторонникам личные аудиенции с влиятельными федеральными чиновниками. Так было, есть и будет. И вот Том Констебл — Т. Т. в газетах, Том только для друзей и близких — пожелал быть в курсе. Ник удивился, что Констебл явно специально продлевал эту тему. Констебл сам жаждал внимания, возможно, именно поэтому и женился на Джоан и теперь появлялся во всех воскресных обозрениях, рассказывая о печальной судьбе своей второй жены, о том, сколько она отдала, о том, как стала жертвой той самой войны, прекращения которой так упорно добивалась. Разумеется, Джек и Митци, не говоря уже про бедного клоуна Митча, упоминались в этой трагической вакханалии лишь вскользь, но опять же у больших шишек так принято. Никто не возмущался, что это несправедливо. Ни о какой справедливости изначально речи не шло. Если провести аналогию с техникой, машина работала так, как и было задумано.