Всё у тебя есть, беги давай! Книга о том, куда приводят бег и мечты - Полина Максимова

Я продолжала стараться оправдать ожидания моих двух мам. Только периодически как будто кто-то вышибал землю у меня из-под ног, словно я попадала в воздушную яму, и меня начинало подташнивать в этой зоне турбулентности.

Зато ожидания учительницы балета, пророчащей мне светлое хореографическое будущее, я не оправдала. «Разбила» новенькие розовые пуанты, и никаких камбэков. А ведь я была феей пачек и пуантов, на «ты» со шпагатами во всех направлениях и умела держать форму и терпеть. Но как отрезало, и больше я не танцевала.

На четырнадцатый день рождения мне передали от «отчества» еще один подарок – золотые часы, вернее даже часики. Такие они были женские, на цепочке и с маленьким кровавым рубинчиком на пимпочке для завода, прямо крошечный символ кровных уз. Часики упорно спешили, будто знали, что времени осталось совсем немного.

Я никогда не спрашивала об Анатолии. Не потому что меня не интересовали подробности. Просто никто не умел об этом говорить, и тень неловкости и боли стояла за спиной всех участников той далекой драмы. А еще я шестым чувством знала, что мама, которая мама, с отчаянной надеждой ожидала, что я не стану ничего спрашивать.

Я окончила школу, как от меня ожидали, с медалью, которую так и не забрала – по не понятным никому и даже мне самой причинам. И поступила в институт, в который от меня ожидали, с ожидаемой же легкостью.

И когда я поступила, я узнала, что мой отец умер. Я не успела с ним познакомиться.

Хотя нет, с человеком, давшим мне жизнь и отчество, я все-таки познакомлюсь по-настоящему много лет спустя, во сне, после месяцев психотерапии.

В том сне я была уже не зашуганной девочкой, которая не могла оторваться от двери машины. Мы просто болтали, как болтают взрослые люди, не выясняя отношений. Так я метафизически прожила то, чего меня лишили в реальности.

Ну а тогда, на исходе августа, когда в воздухе витает призрак школьных лет и базаров, мне сообщили, что он умер от рака, пока я была на каникулах. Сообщили так же, как и то, что я Анатольевна: без предисловий, без подготовки, без пардонов. Смотрели и ждали: заплачу или?.. Я не заплакала.

«Хочу ли я, могу ли я, должна ли я плакать о совершенно не знакомом мне человеке просто потому, что я на физическую свою половину состою из таких же ДНК? – думала я в тот момент. – Хочу… но не о нем и не у них на глазах».

В середине сентября я сидела на лекции по философии. Верно спивающийся философ задал в аудиторию озабоченных отнюдь не философскими размышлениями первокурсников вопрос:

– Что реально?

Вопрос-импотент безвольно повис в воздухе, и философ не выдержал:

– То, что является объектом нашей психической жизни.

Объектом моей психической жизни являлась подступающая бездна беспричинной тошнотной тревоги и ощущение желеобразной бессмысленности. Я вышла с лекции в туалет, потом вышла из института и больше туда не возвращалась. Это был третий раз, когда я не оправдала чьих-то ожиданий. Началась самая затяжная депрессия в моей жизни.

В тот же год вслед за отцом умер и мой дедушка. Единственный мужчина, которого я знала и в котором была уверена. Я располнела и не смотрела на себя в зеркало. Я не она! И тогда в первый раз и побежала. Моим убежищем стал подвал с надписью «Тренажерный зал», с захудалой беговой дорожкой. В те минуты мне становилось жарко внутри и больно. Но не на душе, а в мышцах, и снова кололо где-то в правом боку. И со всей накопившейся злостью на бессмыслицу, на жалость к себе, на чужие ожидания я, возможно, именно на бегу в первый раз в жизни задумалась о собственных ожиданиях.

Через пару десятков лет я снова побегу. Уже к себе.

Тогда же я просто хотела похудеть. На килограммы проще злиться. Началась борьба, борьба со своим телом: вытопить это желе из себя. Я перепробовала все диеты и голодовки. Вот похудею на десять килограммов, и будет мне счастье!

В то время я знать не знала о существовании психотерапии. И о влиянии физической нагрузки и практик внимательности на снижение стресса, конечно же, тоже. Я интуитивно делала то, от чего становилось хоть немного легче.

У каждой из нас есть свои истории родом из детства. Но когда маленькая девочка становится взрослой по паспорту, она может стать взрослой и по факту принятия ответственности за свою жизнь. И не столь важно, что произошло с нами в детстве. Важно то, что мы делаем сейчас с тем, что произошло с нами в детстве.

О случившемся в моем прошлом никто не говорил, словно этого не было. И я долго не могла говорить об этом. Но разве молчание – не тот же костыль или гипс, который мы накладываем на душу в надежде временно облегчить себе жизнь?

В моменте чуть менее больно, но если не снимать этот гипс с души, то так и остаешься поломанной внутри, не даешь себе шанс восстановить себя целиком.

«У меня есть папа», – говорю я себе.

Ничего. Это ничего, что, когда я произношу эту фразу, у меня ничего не отзывается образами, не екает чувством, не вспоминается отрывками. Это ничего, что ничего. У меня все равно есть папа.

Даже если случилось то, что случилось. Даже если я его совсем не знала. Даже если никогда не разговаривала с ним наяву.

Все у меня есть, и папа тоже, потому что иначе не было бы меня. И это важно.

Потому что если на месте папы в душе черная дыра, то ее не заполнить ни достижениями, ни отношениями, ни едой, ни попытками убежать от себя. Это место только для него, и никто другой не может его занять.

Между морем и горами

После Самуи стало ясно, что в Новосибирске мы с семьей жить не только не хотим, но и не будем. Не хотим возвращаться в бесконечную зиму, в город, где заболел наш сын. У мужа тогда как раз была работа в Москве, и мы приняли очередное сумасшедшее решение – переехать в Сочи. Потому что море, потому что детям будет лучше для здоровья и потому что можно бегать по набережной круглый год, не одеваясь как капуста.

Муж прилетал к нам на выходные, пара часов – и он с нами. По московским меркам, как время на пробки потратить. Когда я дала внутреннее добро на то, чтобы мы жили на два города, многие спрашивали:

– А как же ты его «отпускаешь»?

Не отпускать можно собаку с поводка, а взрослого человека, пусть и с печатью в паспорте, нельзя. Не дать любимому человеку двигаться вперед из-за собственных страхов? Или дать, но жить самой в постоянном страхе? Так себе выбор. Сделает это жизнь счастливее, станет гарантом семейного счастья? Может, лучше сосредоточиться на любви?

И мы решили: попробуем! Ведь пожить у моря – это не только далекая забугорная мечта. Воплотить ее можно и в рамках нашей огромной страны.