Академия сумерек. Темное пламя - Александра Гринберг

Лисандра Сеймур прокляла мелкого Гилберта, едва глянув на него; разрядила амулет, заговорённый Лианной; подожгла и расплавила камень – очевидно, в ходе неудачной попытки его трансмутировать.

Лисандра Сеймур – совершенно точно Найтстар, о чём нетрудно догадаться любому чернокнижнику из тех, чьи семьи достаточно стары.

– Александр имел интрижку с Литой Мартин?! – подняв глаза от письма, шокировано поинтересовался Гидеон.

– Что, простите? – переспросил Тони, как-то резко выпрямившись на своём стульчике. Ему-то письма счастья не досталось.

– Поздравляю, лорд Гилберт, – скривился я в нервной усмешке, – теперь вы тоже дядюшка.

Тони задумался. Подергал себя за прядь тяжёлых тёмных волос – плохой жест, выдающий удивление и крайнюю нервозность. Насколько мне помнилось, Антониус Гилберт ни первым, ни другим не страдал. Удивлять он и сам умеет, напропалую обстряпывая такие делишки, за которые его на правах приятеля вечно костерит Руфус, мужик прямой и обстоятельный. Нервничать Тони не умеет вовсе. Эта участь достаётся тем, кто решает посоперничать в интригах с нынешним главой ушлой семейки.

Однако же теперь он нервничает. Прямо как мы с Гидеоном, мигом просекшие, что ситуация принимает уж совсем интересный оборот.

– Рад безмерно, – протянул Тони с кривой ухмылочкой, едва дочитав сунутое мной письмо. – Башни посреди леса, катакомбы, схоронки у кого остались?

– У всех, – мрачно отозвался Гидеон. – Думаешь, придется прятать?

– Без сомнений, – кивнул я. – Александр, мир его праху, чудом дожил до тридцати. Бесхозную девчонку Найтстар, молодую, здоровую и плодовитую, грохнут ещё до окончания Академии.

Тони снова дёрнул себя за волосы, покусал губу. Думает. Ну или скорее прикидывает, как бы утихомирить жену – леди Лианна наверняка получила похожее письмо от своего драгоценного первенца и уже готовится разносить Академию по камешку, чтобы выцарапать оттуда племянницу.

Я содрогнулся и даже почувствовал Ливингстоуну – вбившие себе что-то в голову Найтстары воистину страшны и опасны. Даже если они уже давно Гилберты.

– Ну и кто из нас троих будет похищать принцессу? – поинтересовался Гидеон.

– Я, – отозвался я решительно. – Вам двоим ещё детей на ноги поднимать. Я тут единственный сыч, да и её величество давно порывается вернуть мне должок. Только нужно придумать, под каким предлогом я попаду в Академию.

– Придумаем, – пообещал Тони. – Но втроём не управимся.

– Леди Ленора, Лианна, Руфус…

– И наши дети, – вздохнул Гидеон, почти наверняка не желающий впутывать в авантюру своего наследника. – Видит Царица, наследнички у нас всех удались. Пиши Леноре и зови жену, Гилберт.

– А ты?

– А я, пожалуй, подыщу леди Лисандре башенку. Было у меня местечко подходящее. Сам Рыцарь не отыщет, Царицей клянусь.

Я скептически хмыкнул. Идея, конечно, здравая, да только как в ту башенку загнать девицу по фамилии Найтстар? Уговорами, обещаниями, угрозами? Не пойдёт, руку даю на отсечение. Силком? Так от той несчастной ухоронки камня на камне не останется…

Ладно, по ходу дела разберусь – и с девицей, и с башней, и с бардаком в Академии. Или я не Рэйнхарт Блэквуд.

Утреннее пробуждение было на редкость приятным… по крайней мере, первые секунд десять. Потом я распахнула глаза, в замешательстве уставилась на незнакомый потолок и… вспомнила.

Распределение. Шквал недобрых взглядов. Первый день занятий. Знакомство с наставником.

Горящий, мать его, камень.

Ругаться леди не пристало, но на ум упорно лезли слова – одно другого неприличнее. Великие звёзды, да как вообще можно было поджечь то, что не горит?!

Не горит. Но плавится. Правда, пламя должно быть настолько горячим, что мне даже вообразить трудно.

Вот только оно даже тёплым не было. И, сдаётся мне, к живому огню также не имело никакого отношения, но как эту штуку ещё назвать? Перекошенное в ужасе лицо преподавателя до сих пор стоит перед глазами. Может, он знает, что я натворила?

И… кто я такая? Что я такое?

– Проснулась? – послышался приветливый голос дежурного целителя – не запомнила её полного имени, но, похоже, все зовут её мисс Эбби. Милая девушка. И ни разу не выказала неприязни, чего я немного опасалась. – Не придуривайся, и так знаю, что да. Как самочувствие?

Улыбнувшись чуть кисло, села на постели. Самочувствие прекрасное, если говорить о физическом состоянии. На душе же… холодно, пусто и пыльно, как в заброшенной лачуге.

– Всё в полном порядке, мисс, спасибо вам.

Эбби нахмурилась и поджала губы, что на её округлом глазастом личике смотрелось странно.

– Смотри-ка, каменная что те горгульи, – пробурчала она. И, вздохнув, уже ласковее прибавила: – Лисандра, я, возможно, лезу не в своё дело, но мне было бы куда спокойнее, если бы ты закатила безобразную истерику и, не знаю… расколошматила что-нибудь? Тёмному магу вредно всё держать в себе, вы ж темпераментные – жуть. Поплачь хотя бы, пока никто не видит!

– Не могу, – пожав плечами, ответила я.

Действительно не могу. Даже вчера не вышло – руки-ноги ходили ходуном от очередного потрясения, но я просто сидела и пялилась в одну точку, пока вокруг суетились Стеф и почему-то задавака Лэндон. А затем, так и не сказав ни слова, позволила встревоженному Дику отволочь меня сюда, в лазарет.

– Потом как-нибудь. Спасибо ещё раз, мисс Эбби, можно я пойду?

– Иди-ка ты, – вздохнула та, – в ванную. Хоть помоешься нормально, раз уж всё равно здесь.

Помыться без толпы недоброжелательниц за спиной? Звучит и впрямь соблазнительно.

Неспешно приняв душ в тесной, но чистенькой кабинке, укуталась в пушистое полотенце и взялась за щётку для волос, что мне любезно одолжила целительница. Глянула на себя в простеньком зеркале, что висело над раковиной. Да так и застыла, не донеся расчёску до головы.

Это я?..

Девушка в отражении и впрямь выглядела знакомой. Лицо сердечком – широкий лоб с чуть заметным, но всё равно нелепым вдовьим мыском, тонкие скулы, острый подбородок. Пухлые капризные губы, аккуратный прямой нос, большие глаза с приподнятыми уголками…

Глаза, прежде голубые, стали невероятного сине-фиолетового оттенка. Живые и выразительные, но какие-то потусторонние, они ярко выделялись на фоне непривычно бледного лица и белокурых волос.

Красиво. И жутко. Как будто тьма, поселившаяся внутри, выпила из меня все краски. Всю жизнь. Всё счастье.

Ужас сковал меня по рукам и ногам, горло стиснуло болезненным спазмом и…

И снова пустота. Слёз как не было, так и нет. Хорошо это или плохо, ума не приложу.

Высушила волосы привычным заклинанием, расчесала, вяло удивляясь их странному золотисто-серебряному отливу, и собрала в толстую косу. Снова взглянула на снежную королеву в зеркале, поморщилась, но тут же выразительно завела глаза к потолку. Подумаешь, выцвела немного! В остальном-то прежняя. Отнюдь не аристократические формы, старательно наетые на шоколаде и пирожных, никуда не делись, дурацкий мысок надо лбом – тоже. Возле левого глаза всё так же красуется небольшая родинка. Правая бровь по-прежнему чуть выше левой.