Твоя примерная коварная жена - Людмила Мартова

С детства мечтающей о карьере строителя Эле Фалери нравилось ходить на работу, и, несмотря на то что выросла она при «мамушках и нянюшках», неприкаянный быт ее совсем не смущал. Эля Яблокова, за пять лет учебы наевшаяся казенного общежитского уюта, тут же принялась обустраивать их общий дом, мечтая о собственной квартире, но пока с азартом переклеивая обои в выделенной им на двоих комнатушке.

Впрочем, собственные квартиры им обещали дать довольно скоро. СМУ, в котором они очутились, строило дома довольно активно и жильем работников обеспечивало. Правда, только семейных. Одиноким, как в одном хорошем фильме, предоставлялось только общежитие.

Впрочем, одинокими подруги оставались недолго. Бжезинская была уже два года как замужем, и ее Борис не стал оканчивать институт в Москве, чтобы не расставаться с женой. Доучился до Нового года и бросил, переехав вслед за супругой в город на Волге. Спустя месяц им дали квартиру. За второй Элеонорой практически с первых дней жизни в новом городе начал ухаживать Сергей Бутаков, молодой, подающий надежды врач, тоже оказавшийся здесь по распределению. Их свадьба была менее шумной, но такой же веселой, как у Бжезинских, и квартиру Элеонора Бутакова получила практически сразу после этой свадьбы, в апреле.

Бжезинская на их с Сергеем свадьбе была уже беременна Сашкой, ее первенец родился в сентябре, а Бутакова несколько лет не могла забеременеть, без устали ходила по врачам, ужасалась возможному бесплодию, мучилась сама, мучила Сергея, плакала и успокоилась лишь спустя два года, когда у них с Сергеем родилась Вика. Красавица и умница.

У Бжезинских через три года появилась еще и Варька, которой Элеонора Бутакова стала крестной. А им с Сергеем второго ребенка бог так и не дал. Впрочем, они и за первого были очень благодарны Всевышнему. К рождению Варьки они уже создали «ЭльНор» и работали не покладая рук все трое – две Элеоноры и Борис. Сергей же все эти годы оставался чуть в стороне, продолжая трудиться в медицине. Элеонора ему не мешала. Денег им хватало с лихвой благодаря процветанию «ЭльНора», к предпринимательству муж был не склонен совершенно, занимался тем, чем хотел, и коллеги его уважали, а больные любили.

Женой он гордился, ее боготворил, а дочку обожал, так что семейных ссор и конфликтов у них никогда не возникало. И вот поди ж ты, впервые за столько лет Сергей Бутаков вдруг решил, что его жена не права. Да еще и обвинил ее в предательстве. Все рушилось. Бутакова ощущала себя стоящей на вершине высокой скалы, от которой откалывались и летели в пропасть огромные валуны, площадка под ногами становилась все меньше и меньше. Пронзительный ветер свистел в ушах, оставляя чувство неизбывного одиночества. У нее не было теперь любимого дела, которым она жила. Финансовой защиты. И, как оказалось, опоры на Сергея, которому она привыкла доверять безоговорочно.

– Ты хочешь от меня уйти? – спросила она дрогнувшим голосом. Понимание, что муж не хочет больше с ней жить, пришло откуда-то из космоса, зацепилось за неведомый, острый, торчащий в мозгу крючок и больше не уходило, перекрывая доступ кислорода.

– Не уверен, что все так окончательно и безвариантно, – усмехнулся он. И это была не его усмешка, непривычно холодная и издевательская. – Я вообще ни в чем не уверен, Эля, кроме того, что в последние дни ощущаю рядом с собой не ту женщину, на которой когда-то женился.

– Ну и пожалуйста, я и без тебя проживу, – крикнула Бутакова, поставила на стол, практически отбросила от себя чашку, горячий чай выплеснулся на скатерть, оставляя некрасивые пятна, выскочила из кухни и заперлась в спальне. Плакать.

Чудище под названием «ЭльНор» пожирало всю ее прежнюю жизнь, уютную, спокойную, комфортную. Но сдаваться на милость врага без боя она не собиралась.

Слез больше не было. Лежа на огромной кровати, которую они с Сергеем делали на заказ, потому что в магазинах ничего подобного не продавали, она прокручивала в голове варианты своих последующих действий. Ее первая попытка – раздуть скандал с помощью Натальи Удальцовой и ее связей – закончилась тем, что Элеонора нашла труп в бассейне отеля. Это были не самые приятные воспоминания, и она передернула плечами, вспомнив плавающее в воде безвольное тело, бывшее когда-то человеком. И откуда оно там взялось, вот что интересно.

Что ж, раз план «А» не удался, переходим к плану «Б». Он был у нее в голове, четкий, прекрасный, разработанный до мельчайших деталей. На этот раз все должно было получиться. Репутации Бжезинской, а вместе с ней и могуществу «ЭльНора» нужно было положить конец. Элеонора Бутакова встала с кровати, вытерла все еще мокрое лицо краем атласного одеяла, достала из ящика туалетного столика ручку и лист бумаги и начала писать заявление на увольнение. Она была уверена, что Бжезинская подпишет его сразу и с радостью, тем самым сжигая за собой все мосты.

Спустя два дня деловые круги города со всех сторон обсуждали и обсасывали небывалый скандал – второе лицо «ЭльНора» Элеонора Константиновна Бутакова назначена главным инженером в фирму «Ганнибал», возглавляемую непримиримым врагом Элеоноры Бжезинской Эдуардом Гороховым. Небывалая рокировка могла объясняться только одним – «ЭльНору» объявлена война не на жизнь, а на смерть. И в этой войне пленных не будет брать ни одна, ни вторая сторона, а любая стрельба будет вестись на поражение. Как в прямом, так и в переносном смысле.

Наши дни

Элла

Вялость не проходила. Каждое утро Элла вставала с кровати такой уставшей, словно и не ложилась в постель накануне, а проводила все ночи, разгружая вагоны. Когда они еще не были врагами, а близкими людьми, муж любил вспоминать, как в юности разгружал вагоны, чтобы заработать немного денег и помочь матери.

Слушая его рассказы, она всегда пыталась представить, каково это – подставить спину под тяжеленный мешок с мукой или сахаром, непроизвольно согнуться под его тяжестью, сделать несколько неуверенных шагов, а затем пойти ровно, аккуратно, боясь упасть со своей неподъемной ношей.

Сейчас ей казалось, что она физически ощущает, как наливается болью каждая мышца, растянутая, надорванная тяжеленным грузом, как дрожат ноги, как слабость разливается по всему телу, противная, нудная, как осенний дождь, моросящий за окном, как мутится в глазах, заливаемых холодным потом, как гулко бухает сердце и покалывает губы от нечеловеческой нагрузки.

Когда они с Норой недолго жили в рабочем общежитии того СМУ, куда их отправили по распределению, вахтерша, тетя Маиса, называла такое состояние словом «надсада». Они тогда обсуждали прораба Степана Петровича, который ходил неуверенной походкой, тяжело кашлял, отчего на лбу у него вздувались синие жилы, толстые, узловатые, страшные, он дрожащими, неверными пальцами скручивал папиросу, просыпая махорку, вытирал струящийся пот со лба, чуть слышно бормотал под нос какие-то витиеватые ругательства.

По Степану Петровичу всегда было видно, что ему худо. Так худо, что и не описать. И на вопрос, чем же он таким болеет, заданный как-то вскользь Норой, тетя Маиса и объяснила серьезно, что у прораба «надсада».