Бремя империи - Александр Афанасьев

– Закажешь?

– Тебе чего?

– Того же, чего и тебе. В греческой кухне я не понимаю ни черта…

Кивнув, Али ушел к дому, возле которого располагалось уличное кафе, о чем-то переговорил с хозяином, через несколько минут вернулся с тарелками, на которых было странного вида кушанье…

– Это что такое? – подозрительно спросил я.

– Мусака. Остальное чуть попозже принесут. Вкусно, пробуй…

Подождал, пока Али начнет есть первым, затем попробовал и сам. Необычно, конечно, – но вкусно…

– Что делать будем? – спросил Али, когда от мусаки остались одни воспоминания, а нам принесли горячий, невероятно крепкий, заваренный по-турецки кофе…

– Так это ты мне скажи, Али, – ты же правоверный. Вот и скажи – где может спрятаться другой правоверный в городе, где у него нет дома…

– Да где угодно…

– Да не где угодно. Где угодно нельзя. Нужно место, где его всегда приютят, где его никто не выдаст…

– Постой-ка… – Али отставил чашку – кажется, я понял. Ты натолкнул меня на мысль!

– Какую?

– Он прячется в мечети! Конечно же, в одной из мечетей! Идеальное место! С одной стороны – туда не войдут ни полиция, ни кто другой, не являющийся правоверным мусульманином. Есть мечети, являющиеся историческими памятниками, туда пускают неверных за плату – но во многие мечети неверным вход закрыт!

– Тише! – сказал я, останавливая разгорячившегося Али. – Говори тише, мы на улице.

– Если так разобраться … – Али перешел на шепот, – то это может быть только мечеть. Согласно хадисам[48]любой мусульманин, оказавшийся в чужом городе и которому некуда пойти и негде переночевать, имеет право переночевать в мечети. Ни один мулла, как бы он к кому ни относился, не имеет права закрыть в такой ситуации дверь перед правоверным. Кроме того – через мечеть постоянно проходят толпы верующих, во время намаза[49]можно передать деньги, инструкции, согласовать действия. И никто ничего не заподозрит. Идеальное укрытие!

Я подумал. Ничего другого в голову мне не приходило – значит, нужно было отрабатывать предположения Али.

– И как проверить мечети?

– Никак! – отрезал Али. – Даже мне, правоверному мусульманину, не позволено будет войти во внутренние покои мечети. Если я буду ходить по разным мечетям, даже если и не высматривать ничего, а просто совершать намаз каждый раз в другой мечети – это вызовет серьезные подозрения. Тем более что каждая мечеть принадлежит конкретной умме[50]и там все друг друга знают. Ты же, даже если просто будешь шататься без дела вокруг мечети в мусульманском квартале, можешь попасть в беду.

Здравствуйте, приехали. От чего шли, к тому и пришли…

– Вообще никак?

– Никак! – твердо повторил Али. – Совсем никак. Только засветимся.

Я отхлебнул совсем остывший кофе. Какая-то мысль вертелась в голове еще со времен разговора с Иваном Ивановичем …

– Слушай… А остальные наши где? Ведь если мы работаем автономно – может получиться так, что мы друг другу помешаем…

– Наши? – скептически хмыкнул Али и тут же поправился, вспомнил. – Извини… Про наших я знаю не больше, чем ты…

И тут мысль родилась, да не просто родилась – засияла во всей красе! И именно эта насмешка Али помогла мне понять, что мы должны дальше делать!

– Как ты меня назвал?

– Когда?

– Сейчас ты хмыкнул, когда я сказал «наши». Помнишь, на корабле ты меня называл предателем…

– Извини, Ворон, – Али приложил руку к сердцу, как это делали турки. – Честное слово, извини. Просто забыть сложно, как ты наш курс на Питер променял. Мог бы и остаться…

– Да прекрати ты извиняться! Ты назвал меня предателем – но это же гениально! Именно это мы и должны сделать!

– Тише ты! – теперь настала очередь Али одергивать меня. – Ты о чем? Что мы должны сделать?

– Предать! Нам – верней не нам, а тебе – для того, чтобы тебе поверили, нужно стать предателем!

– Ты в своем уме? – недобро глянул на меня Али.

– В своем! Такого никто не ждет! Здесь привыкли к тому, что местные кадры могут предать! Предают полицейские, жандармы – почему не может предать флотский офицер?!

– Потому что он давал присягу, черт тебя дери!

Я резко тормознул, по лицу Али понял, что из моего замысла он не понял ровным счетом ничего, а я, если буду продолжать в том же духе, могу запросто получить по физиономии…

– Давай-ка пересядем в машину. В мою, если не возражаешь…

Бросив на стол несколько монет – обед здесь был раза в три дешевле, чем в Санкт-Петербурге, – мы перешли улицу, расположились в моем экипаже. В тесноте, но не в обиде. Я покрутил рукоятку магнитолы, увеличивая громкость звука. Проигрывался диск с классической музыкой – Леонкавалло, «Паяцы»…

– Теперь слушай меня! Внимательно слушай и, прежде чем ответить – думай! Ты мусульманин, верно?

– Верно… – Али непонимающе смотрел на меня

– Ты мусульманин с детства, и твой отец мусульманин, и все твои родственники – тоже мусульмане, ведь так?!

– Так. Мой отец даже хаджи[51]…

– А теперь ответь, Али, – только прежде, чем ответить, подумай очень и очень хорошо. Если ты, мусульманин и сын хаджи, придешь к террористам и скажешь, что не можешь больше смотреть, как русские угнетают истинную веру, что не можешь больше жить в безверии и служить русским, – скажи, Али, они тебе поверят?!

Прежде чем ответить, Али долго смотрел куда-то перед собой…

– Да, Ворон, поверят… – наконец глухим голосом сказал он. – Ты умный, ты хорошо мыслишь. И ты хорошо знаешь мусульман. У мусульман верность истинной вере, верность Пророку никогда не будет подвергнута сомнениям. Поэтому, если я приду и скажу так – они мне поверят. Поверят… Но могут потребовать доказать свою веру делом, вступить на путь джихада, пронести взрывное устройство на корабль, например. И что мне тогда делать?

– Сдать меня! – твердо сказал я

– Что??!!

– Сдать меня, другого выхода нет. И рассказать правду о том, чем нам приказали заниматься.