Ахиллесова пята - Александр Надеждин

– И такая формулировка его устроила?

– Ну... во всяком случае, наживку он проглотил без каких-либо видимых усилий. Самое смешное, что про мальчиков несовершеннолетних у нас никакой информации-то и не было. Мы все это сами придумали. Впрочем, так же, как и про следствие. И вот гадай теперь, то ли мы... не целясь, в десятку попали, то ли он просто таким трусливым оказался.

– Трусливый агент – тоже... палка о двух концах. И нас боится, и своих боится. А перед кем страх больше и в какой момент: поди угадай. – Ахаян увидел, что Минаев собирается, слегка вздохнув, вслух с ним согласиться, и поспешил продолжить: – Значит, говоришь, наживку он у тебя проглотил. И что дальше?

Минаев все равно вздохнул.

– А дальше... все вроде бы пошло как надо, а похвастать особо нечем. Мы планировали, методом постепенного вовлечения, получив от Бореля определенную сумму информации, затем перевести его на более прочную основу. Сделать из него, так сказать, полноценного сознательного агента. Только вот информации от него за все это время... кот наплакал. Вернее, количества-то ее, информации этой, много, а вот качества...

– Тут надо отметить тот факт, что, конечно, его нынешняя должность объективно не дает больших возможностей в плане сбора информации. Прежде всего политической, оперативного характера, – счел необходимым сделать дополнительное пояснение выключенный на некоторое время из беседы Бутко. – Прямого доступа нет. Если только косвенно, через коллег и знакомых.

Ахаян, задумавшись, пожевал губами:

– Как насчет презренного металла?

Бутко перевел взгляд на Минаева, который, чуть сморщив лицо в легкой гримасе, ответил:

– Поначалу не брал. Только подарки. И то – так, безделушки. Видно, побаивался. А потом разохотился. Уже при Иванове. Началось с того, что в один прекрасный день попросил его достать два килограмма черной икры. У мамочки юбилей намечался. Хотя, что тут, в Париже ее, что ли, купить нельзя. В копеечку, правда, выйдет. Ну мы, естественно, достали. Естественно, о деньгах никакого разговора не было. Дальше – больше. Месяца три назад – новая заявка. Надо срочно заплатить налог на доставшийся по наследству дом. Дали уже наличными. Не всю, конечно, сумму. Баловать пока особенно не за что. Но так... в плане закрепления. Хотя, с другой стороны, вот... выдал же все-таки информацию. Хотя и не по профилю. И не совсем, конечно, внятную.

– Зато геморройную, – закончил за него Ахаян.

– Тут еще надо посмотреть, что он нам выдал. И зачем. Ему же ведь надо где-то оставшуюся сумму на налог брать. Вопрос-то не закрыт. Не одолжаться же, – заметил Бутко.

– А что, Иванов сказал, что он у него что-то просил? – встрепенулся Минаев.

– Нет, но он же паренек вроде смышленый. Зачем сразу просить, подозрения вызывать. Можно и потом.

– Н-да, – после некоторой паузы раздался голос Василия Ивановича. – Ну что ж, я думаю, пора звать нашего злого вестника. Может, еще что-нибудь вспомнит. Обрадует.

– Иванова, что ли? – Минаев, получив в ответ слегка задумчивое утвердительное покачивание головой, решительно нажал кнопку переговорного устройства и, услышав ответ дежурного офицера, слегка оглушил мембрану микрофона кратким приказанием: «Иванова сюда. Живо!», после чего в кабинете на несколько минут воцарилась немного напряженная тишина.

– Иванов этот твой, он вроде молодой хлопец-то еще, нет? – нарушил наконец общее молчание Ахаян.

– Молодой, – подтвердил Минаев, – тридцати еще нет, – говоря это, он, как бы ненароком, бросил взгляд в сторону Бутко.

– Двадцать семь. Если быть точным, – как бы не отвечая на этот взгляд, а просто размышляя вслух, произнес тот.

– И у вас тут вроде не так давно, – продолжил свои полувопросы-полутверждения Ахаян.

– Недавно, – подтвердил Минаев. – Полгода прошло, как прибыл.

– Ну да, я же помню, инструктаж с ним проводил. Это ведь вообще его первая командировка, – Василий Иванович произнес это так, как будто сообщал своим собеседникам нечто им неизвестное. – Он что у нас, до наших-то дел, кончал, я забыл. МГИМО, что ли? – спросил он и посмотрел почему-то на Бутко.

Ответ последовал незамедлительно:

– МГУ. Филфак.

– Французский?

– Французский у него второй. Первый английский. Хотя французский тоже ничего. Немного слишком академичный, правда.

– Это не беда. С практикой разговорный быстро наладится, – посчитал необходимым сказать свое слово Минаев.

– А что беда? – внезапно бросил Ахаян, как будто почувствовав в предыдущей фразе своего подчиненного какой-то скрытый подтекст.

– Да... ничего не беда. Парень он вроде толковый. Дисциплинированный. Сообразительный – схватывает все быстро, хорошо. И... в личном плане тоже... никаких нареканий. Пока.

– Но... – протянул Ахаян.

– Что «но»? – не понял Минаев.

– Это же ты, по-моему, хотел сказать: «Парень он вроде ничего, но...» Да?

– Да нет, – с недоуменным выражением лица пожал плечами Минаев, но, заметив на губах своего шефа едва заметную и не совсем для него понятную улыбку, поспешил добавить: – Нет, конечно, как и у каждого, у него тоже есть свои, так сказать... как бы это лучше...

– Странности, – подсказал Ахаян.

– Ну не то чтобы странности... – Минаев не знал, как выразить то, что он сам еще не мог достаточно четко и ясно для себя определить, и тем более не был уверен, нужно ли все это вообще каким-либо образом выражать, но, сказав «а», нужно было переходить к следующей по порядку букве алфавита. – Ну вот, к примеру, он музыку любит.

– Ну и что? – поднял брови Василий Иванович. – Это плохо?

– Да нет, это не плохо. Но надо же какую-то меру. А то все с извращениями. Заведет иной раз в кабинете. Часа на два, а то и на все три. Остальные ребята в вой: сколько можно. А он: вы, дескать, ничего не понимаете, а эта музыка ведет к высшему просветлению разума. Во как – ни больше ни меньше.

– А что он заводит?

– Ну... Бетховена там... Нет, не Бетховена, а этого... Гайнд... э-э... – Минаев вопросительно посмотрел на Бутко.

– Генделя, – подавляя улыбку, ответил тот.

Минаев перевел взгляд на тоже, и уже более открыто, улыбающегося Ахаяна. – Нет, конечно, в этом ничего, в общем-то, как говорится, особенного. У каждого свои причуды. Просто как-то все это... ну не совсем в традиции, что ли. Мы же все-таки народ как бы не консерваторской закваски. И направленности. Ну ведь так, Василий Иваныч? – получив вместо ответа жест несколько неопределенного характера, Минаев решил продолжить разъяснение своей позиции. – Нет, конечно, для общей эрудиции все это прекрасно. Мало ли какие ситуации бывают. Всегда хорошо, когда человек умеет на любые темы разговор поддержать...

На самой середине разъяснений дверь в кабинет бесшумно, и, может быть, именно поэтому достаточно внезапно, открылась, и с порога послышалось бодрое: «Разрешите?»