Кот - Сергей Буртяк

Как бы крут человек ни был, без напряга жизнь и у него не проходит.

Главной проблемой Королева вот уже три года была дочь Александра Принцесса, как он ее иногда называл. Причем не только он. С легкой руки Королева и несмотря на неловкость такого прозвища — имя Саша короче и проще, — девочку звали Принцессой много и часто.

Сама она к этому привыкла. Хотя поначалу сильно возражала, подкалывала отца: это, дескать, пошлятина, так называют своих молоденьких любовниц старые перцы, у которых все дряблое и «зеркальная болезнь» перешла в хроническую форму, — к примеру, словцо «принцесса» употреблял, бывало, бедняжечка Гумберт в адрес своей похотливой мартышки.

Королев добродушно ухмылялся — во-первых, Саша уже давно не нимфетка, во-вторых, гумбертизм он считал распространенным проявлением психики и физиологии зрелого мужика, более того, если бы Саша не была его дочкой…

Что же до перцев, так ничего дряблого в организме Королева не наблюдалось, занимался он всяческим спортом (особенно уважал фехтование) и содержал созвездие врачебных светил, а из признаков возраста обладал только сединой, да и та его украшала; девушек же, которые влюблялись в Королева навсегда, подружек, которые были ненамного старше, а то и моложе дочери, Королев никогда принцессами не называл, в крайнем случае пипами или масями зависело от функциональных особенностей каждой конкретной особи и от доли платонического в отношениях.

Подружек у магната хватало. А не называл он их принцессами как раз потому, что не обладал типичными свойствами стареющего эсквайра.

Проблемы у Королева были обычные для отцов почти семнадцатилетних принцесс, которые осознали себя женщинами лет в тринадцать-четырнадцать. Королев понимал, что девочке надо учиться. Понимал он также, что она уже не совсем девочка и ее тянет к мальчикам. Во-первых, — природа, во-вторых, росла без матери.

И вот смотрел Королев на дочку: стройненькая, с неженской, но складной и аккуратной фигуркой, малозаметными грудками, прической неровно постриженного и уже слегка обросшего мальчишки, с длинными обезьяньими пальцами на руках и ногах, — смотрел Королев и думал: ну пацан, и все. И одевается как пацан. Другой бы не понял, почему на нее мужики западают. Но Королев помнил жену. Когда познакомились, она была точно такой. Точно. Синие глазищи и темно-вишневые волосы. И фигура мальчишки. А ему до этого девки нравились фигуристые, сочные. Странно. Что-то такое исходило от нее, очень женское, сучье, от чего у Королева весь организм заходился в тихой истерике, а руки сами тянулись… Но дело не в сексе. Едва ли не более сильным было ощущение от близости без секса. Когда Королев прижимал к себе тонкое тело жены, даже просто, по-братски, то почти пьянел от счастья и нежности… А потом он все упустил… Доверял ей, считал совершенством. И пошли наркоманы эти грязные, притоны… Набил он несколько рож, а толку… Не хотела она возвращаться. Или не могла. Ну и… все, собственно. Сашка тогда с бабушкой жила…

Жениться во второй раз Королев не сумел. Через некоторое время, после… стал общаться с женщинами. Бывали похожие ощущения, но такой силы, как с женой, — никогда. Правда, надежды он не терял.

Когда Саша призналась отцу в первом сексе, Королев в отчаянии купил ей коробку презервативов и потребовал каждого нового друга предъявлять ему лично. Их, кстати, было немного, это сопляки со двора Егору трепали насчет табунов. Влюблялись в Сашу многие и провожали многие, это правда, но взаимностью могли похвастаться единицы. Другое дело, что Принцесса иногда делила, так сказать, ложе однократно со случайными людьми… Но это результат тусовочной жизни и следствие Сашиной импульсивной натуры.

Сначала Королев ревновал, а потом успокоился (все-таки разумный цивилизованный человек) и снова напрягся, только когда всерьез подумал об учебе дочки на Западе.

Хотя сперва Королев думал не об учебе. Саша увлекалась музыкой, и магнат спросил однажды, не хочет ли она стать звездой эстрады: певицей. Саша вознегодовала, демонстративно включила на полную громкость Стравинского, и Королев отступил. А потом пожалел, потому что не отступил его заместитель, который, как слегка замедленное зеркало, повторял движения босса. Поп-звездой стала Айгуль. Саша на это пожала плечами и продолжала незло издеваться над неуклюжестью и коровьим взглядом подруги. Но это поздней. А тогда, несколько лет назад, после долгих раздумий, Королев предложил Саше поучиться в Лондоне. Она загорелась, его это насторожило, но брать предложение назад он не стал — тем более все же неплохо было вырвать дочь из ее безмозглого окружения.

Надо сказать, Сашка была девочкой почти гениальной: рисовала, лепила, играла на фортепьяно не только Моцарта, но и Сальери, читала в оригинале Дюма и Шекспира, а историю знала лучше, чем преподаватели институтов. Все ей давалось легко, и Королев возлагал на нее большие надежды. Правда, экономика ее совсем не радовала, а тащилась Сашенька от подлинного искусства. Но Королев пока об этом плотно не думал. В глубине души он был уверен, что когда-нибудь Принцесса примет от него весь этот бизнес, созданный им лично, вручную.

Королев рассчитывал, что западное общество настроит дочь на правильную волну. И вот тринадцати с половиной лет Саша Королева отправилась на учебу в независимый колледж для особо русских детей. В город Лондон, Соединенное Королевство.

С глаз долой — из сердца вон, расстроено думал Королев, поднимаясь на борт самолета в Международном аэропорту Льюис Кэрролл.

Но не тут-то было. Вернувшись в Москву, он заскучал, забеспокоился, о делах думать не мог и на уикенд помчался к дочурке. Та слегка удивилась, но сделала два-три звонка, что-то там отменила и честно погуляла с папой по Сити, покаталась на двухъярусном красном автобусе, посетила музей Шерлока Холмса, от которого ее тошнило с детских лет (не от музея — музей, кстати, нормально сделан, скромно, — от Холмса, ей больше нравился патер Браун, «он хоть думать умеет и чувствовать по-настоящему, а не только на коленках ползает с лупой…» — так она говорила); вечером они посмотрели веберовских «Кошек» в одном вест-эндском театре, а ночью Саша показала отцу Сохо, подумав, что он удивится. Воскресенье провели в благообразном — уже ставшем, как прежде, благообразным после десятилетий иммигрантского засилья Гайд-Парке.

Королев успокоился, улетел в Москву и стал чуть ли не ежедневно Саше звонить, раз в два-три месяца к ней наведывался, а в каникулы увозил ее на тропические острова. В первую же разлуку с дочкой он понял, что ближе человека у него нет и не будет. Да не просто понял — почуял. Вот так. А говорят, олигархи — козлы бессердечные. Ничего не козлы. Нормальные люди. Только богатые. Вот Королев, например, оказался приличным отцом.

В бизнесе Королева все двигалось четко, по плану. Единственная головная боль — информация. Нужно было вовремя узнавать о телодвижениях конкурентов крупных нефтяных компаний — и потенциальных и сущих партнеров. Всякий раз Королев нужные сведения добывал, но с большой нервотрепкой и за обидные деньги. А до начала наших событий вообще какие-то сбои пошли в информации. Сведения приходили с запозданием и душком. Это стало плохо влиять на дела, сорвалось несколько верных контрактов, серьезно уменьшились прибыли. Не то чтобы империя Королева пошатнулась, но…