Граница миров - Кристель Дабо

Крестный остановился в солнечном луче, проскользнувшем между крышами откуда-то сверху. Его палец торчал из дыры в кармане, подтяжки свисали с пояса. Прикрыв глаза, он втянул носом воздух, словно упивался этим светом. Его кожа и борода мерцали на солнце.

Когда он обернулся к Другому-Рыжему-Прерыжему-Добряку и к Даме-с-Разными-Глазами, Виктория увидела, что он улыбается.

– Предание не врет: нет никого более неуловимого, чем аркантерровец, не желающий быть найденным.

Виктория плохо слышала его. Путешествовать было так же сложно, как смотреть на мир со дна полной ванны, и у нее складывалось впечатление, что эта ванна становится всё глубже и глубже. Никогда еще она не путешествовала так долго. Голоса доходили до нее всё более искаженными, становились всё более далекими, а иногда и раздваивались. И только улыбка Крестного – лишь она одна! – немного помогала ей чувствовать себя в безопасности.

Дама-с-Разными-Глазами порылась в своей сумке с инструментами, которая висела у нее на поясе, вынула молоток, легонько постучала по ближайшему фасаду и прижалась ухом к стене.

– Минимальная толщина. Прячутся, но нас слушают.

Дама-с-Разными-Глазами говорила одной половиной рта, а из другой всегда торчала сигарета, зажженная или потухшая. Она никогда не выпускала ее из зубов, и оттого понимать ее было еще труднее.

– Избегают вас, господин экс-посол. Похоже, вы прямо коллекционируете дипломатические скандалы. Может, и нам следовало бы вас избегать? Что скажешь, Ренар?

И Дама-с-Разными-Глазами впилась своими разными глазами – один ярко-голубой, другой совсем черный – в Другого-Рыжего-Прерыжего-Добряка. Тот неопределенно мотнул головой, что не означало ни да ни нет. В полуденном солнечном свете его грива полыхала как костер, однако Виктория не чувствовала, что от него исходит тепло.

Крестный разлегся на солнце, прямо посреди улицы, подложив руку под голову; в другой он держал свой дырявый цилиндр и обмахивался им как веером. Его улыбка была обращена к небу.

– Боюсь, что меня избежать невозможно. Даже мне самому.

Ах, как Виктории хотелось кинуться к Крестному! Правда, он не мог видеть ее, слышать или трогать. Да и сама она только смутно различала его фигуру и голос, искаженный до неузнаваемости. Но всё это было неважно – просто она боялась Другого-Рыжего-Прерыжего-Добряка: тот не отходил от Крестного, сам говорил мало, зато всё внимательно слушал. Он наводил на нее страх.

Дама-с-Разными-Глазами запустила молоток в воздух, поймала его за рукоятку и снова проделала тот же фокус.

– Ну что, это и есть ваш план? Полеживать на земле и ждать?

– Именно так, – отозвался Крестный.

Дама-с-Разными-Глазами буркнула ругательство, которое наверняка не понравилось бы Маме. Она чуть не упала, споткнувшись о Балду, который терся об ее ноги.

– Ренар, последи за своим котом!

Другой-Рыжий-Прерыжий-Добряк щелкнул языком, но Балда не двинулся с места, только пристально посмотрел на него. Виктория знала причину. Она тоже видела множество теней, кишевших у него под башмаками. Он был ненастоящий Рыжий-Прерыжий-Добряк, совсем не тот, кто катал ее в коляске по их парку там, дома, и не тот, кто успел ее подхватить, когда она чуть не свалилась с табурета арфиста. Нет, этот Другой-Рыжий-Прерыжий-Добряк был кем-то чужим. Виктория не знала кем именно, но всем своим существом чувствовала исходящую от него угрозу; странно только, что ни Крестный, ни Дама-с-Разными-Глазами этого не замечали.

Виктории очень хотелось, чтобы здесь был Отец. Вот он-то как раз и мог ее видеть. И уж точно прогнал бы Другого-Рыжего-Прерыжего-Добряка, как прогнал когда-то Другую-Золотую-Даму.

Девочка испуганно съежилась: Другой-Рыжий-Прерыжий-Добряк бросил взгляд поверх ее плеча. Похоже, он краем глаза уловил ее присутствие. И тени под его башмаками тотчас заплясали, бешено изгибаясь во все стороны.

Но в этот момент раздался голос, отразившийся эхом от белых стен улицы:

– Как бы мне с тобой поступить?

Такого голоса Виктория сроду еще не слышала. Он был одновременно и мужской и женский и, казалось, шел с неба. Она посмотрела наверх: там, высоко-высоко, на краю крыши кто-то сидел. Виктория попыталась его разглядеть, но ее зрение путешественницы делало то, что находилось вдали, еще более расплывчатым.

– Don[22] Янус! – приветствовал его Крестный, резво вскочив на ноги. – Я искал вас.

Существо исчезло с крыши. Оно не упало оттуда, его просто там больше не было. Теперь оно стояло посреди улицы, прямо перед Крестным. Его тело, как и голос, не походило ни на мужское, ни на женское – скорее, на оба сразу.

– Меня никто не ищет, зато я нахожу других. Особенно тех, кто не повинуется мне.

Любопытство моментально перевесило страх Виктории перед Другим-Рыжим-Прерыжим-Добряком. Мужчина-Женщина был таким же огромным, таким же нарядным и таким же непроницаемым, как Отец, хотя ничем остальным не походил на него. У этого была кожа нежно-кремового, карамельного цвета, усы, закрученные спиралью, как винтовая лестница, и жабо на шее, такое пышное, что голова напоминала вишенку на кремовом торте.

Мужчина-Женщина тоже не видел Викторию. И вообще он смотрел только на Крестного.

– Мне известно всё, что происходит на Аркантерре, niño[23]. Я знаю, что ты создал прямой путь между моим ковчегом и Полюсом, что нанес визит первой фаворитке моего брата Фарука, что намеревался привезти ее сюда и представить мне, рассчитывая, что ее влияние вынудит меня изменить планы.

Мужчина-Женщина изъяснялся медленно, протяжно, не переводя дыхание.

– Но мои планы не изменились. И распоряжения остались прежними. Никто не должен проникнуть на Аркантерру, и никто не должен ее покинуть. Включая и тебя, niño. Неужели ты и впрямь думал, что я ни о чём не догадывался?

– Я на это надеялся, – ответил Крестный. – Да я и отсутствовал-то какой-нибудь час, но вернулся ни с чем. Так стоит ли устраивать из-за этого трам-тарарам?!

– Мои Розы Ветров – целых восемь Роз! – исчезли, испарились в пространстве.

Виктория была почти уверена, что Мужчина-Женщина не собирался шутить, но Крестный прыснул со смеху.

– Клянусь, я тут ни при чём! Я всего лишь создал прямой путь до Полюса, да и тот аннулировал сразу по прибытии.

Из белого фасада ближайшего дома выдвинулся большой каменный блок и, раскрывшись как лист картона, превратился в балкон. Люди, стоявшие на нем, перегибались через перила, стараясь рассмотреть, что происходит внизу.