Серенада любви - Барбара Дэн

– Следите за манерами!

Все трое посмотрели на хозяйку так, словно она была страшнее их боевого командира на корабле, с которого они бежали.

– Простите, мэм, – извинился молодой светловолосый юноша. – Просто я очень голоден.

– Тогда произнеси молитву, да побыстрее.

Она хлопнула в ладоши и склонила голову для молитвы.

– Благодарим тебя, всемилостивый Отец, – произнес юноша, – за то, что спас нас от капитана Монка и наградил добротой этой замечательной леди. Аминь.

Лидия подавила улыбку. Попивая чай, она наблюдала, как оголодавшая троица жадно поглощает еду. На рубашке одного из парней она заметила следы крови.

– Ты ранен? – справилась Лидия.

На бледном лице парня проступили веснушки.

– Перед побегом с корабля я получил сорок ударов плетью.

– После завтрака я взгляну на твою спину. – Лидия замолчала, разглядывая своих незваных гостей. – Похоже, что никто из вас не собирается возвращаться к своим, – заметила она. – Если хотите, можете несколько дней поработать у меня, пока я не решу, что с вами делать.

– Вы собираетесь нас сдать?

– Это мой долг. Фактически вы мои пленные.

– Пожалуйста, мэм, плавучие тюрьмы не годятся даже для крыс, не то что для людей.

– Я не могу держать вас у себя вечно, поскольку сама здесь на птичьих правах, – пояснила Лидия.

– Если оставите нас, мы будем выполнять все ваши поручения, – сказал светловолосый.

– Столько, сколько скажете, лишь бы не возвращаться на наш корабль, – вставил парень со следами порки на спине.

Желая их успокоить, Лидия улыбнулась:

– Здесь нужно колоть дрова, чинить сбрую, кормить кур и домашний скот, и если я правильно разбираюсь в приметах погоды, то еще до наступления ночи вам придется чистить снег. Постарайтесь стать полезными, мальчики, и я посмотрю, что смогу для вас сделать.

Декабрь 1813 года

Пролив Лонг-Айленд-Саукд

Из темноты со стороны левого борта со свистом вылетело ядро. Посреди бушующего моря «Ангельская леди» вдруг зарылась носом в волны.

– Мимо, сукины дети!

Плохо было уже то, что последние два часа корабль шел навстречу слепящей снежной буре. Теперь британцы видели их в свои прицелы!

Стиснув зубы, Брюс решился на последний отчаянный рынок, Не для того проделали они весь этот путь, чтобы напоследок сдаться. При почти нулевой видимости Брюс не потрудился дать ответный залп. Оставалось лишь надеяться, что в такой шторм британцам будет не до него и они проглядят его приближение. Похожие на замерзших мартышек матросы висели на вантах, борясь с ветром, водой и мушкетным огнем, превращавшим такелаж в клочья и щепки.

– Держитесь, ребята! – крикнул он матросам на мачтах. – Не успеете и глазом моргнуть, как будем дома!

Впереди сквозь пелену снега его глаза уловили нечеткий силуэт, ставший самой большой наградой, – родной порт. Такой же грязно-серый, как небо над головой, снег на палубе превратился в кашу. Когда «Ангельская леди» направилась к западному берегу Темзы, моряки в бушлатах из грубой шерсти, с заиндевевшими под шерстяными вязаными беретами ресницами и щеками, из последних сил тянули ванты, крепили паруса, задраивая люки.

– К спуску якоря товьсь!

Долгожданная команда вызвала у его людей дружное «Есть!». Стуча от стужи зубами, они затянули матросскую песню, опуская якорь. Чуть живые от усталости, команда и капитан мечтали, наполнить желудки горячей едой и упасть на ближайшую койку.

Нью-Лондон ничем не напоминал кристальную голубизну карибских вод середины декабря. Но для них достоинства этого унылого портового города превосходили красоты всех остальных городов мира. Это был их дом. Несколько дней его матросы будут отдыхать в кругу родных и друзей. Находясь целый месяц в центре военных действий, они окунулись в самое пекло.

Оставив рюкзак и морской сундук на борту, Брюс назначил караул для охраны груза и на весельной лодке отбыл с командой на берег, чтобы вместе с товарищами отправиться на ужин к «Старому Пэдди». Проголодавшись после тяжелого дня в море, он опустошил две миски бараньего рагу, запил их двумя пинтами пива, после чего пропустил еще рюмочку виски.

Согревшись впервые за день, сытый и благодушный, Брюс откинулся назад и с удовлетворенным вздохом вытянул ноги.

Мимо прошел, нетвердо держась на ногах, подвыпивший Адам Фентон и, зацепив стол, сосредоточил взгляд.

– Не наш ли это непобедимый капитан Брюс собственной персоной? – пробормотал он.

– Адам Фентон. Чтоб меня! Угостить тебя выпивкой?

Второго приглашения Адаму не понадобилось. Зацепив ногой ножку стула, он сел и заказал виски.

– Что здесь интересного творится? – спросил Брюс.

– Ничего особенного. – Адам подался вперед, положив локти на стол. – Парни из Стонингтона поймали двух британцев, высадившихся на берег, чтобы украсть скотину. Их прогнали в море.

– Надеюсь, наподдали паршивцам как следует.

Брюс криво усмехнулся:

– А как же. Если не считать мелкого воровства, в городе довольно спокойно. Похоже, вся радость и слава достались вам, везучие морские волки.

– «Радость и слава»? – Выбор слов Адама заставил Брюса поморщиться. – Вот что я тебе скажу: британцы – серьезные противники. Мы потеряли много людей и кораблей. Но британцам придется сделать передышку. Иначе им это будет слишком дорого стоить. – Брюс добродушно улыбнулся. – Они не могут сражаться на голодный желудок.

– Гм! Осмелюсь доложить, у нас хватает сочувствующих британцам, которые не дадут им сдохнуть с голоду, даже если вы потопите в Атлантике все корабли с провизией. – Адам усмехнулся. – Я даже знаю одного такого, сидящего практически у тебя под носом.

– Адам, ты пьян.

Изрядно уставший, Макгрегор не нуждался в поощрении, чтобы осадить Фентона.

– А что, если я прав? Вчера я видел, как твоя маленькая гордячка домоправительница развлекала парочку увальней. Трудно не отличить британца от янки по акценту.

– Хочешь сказать, что моя домоправительница сочувствует тори? – Брюс недоверчиво покачал головой. – Похоже, ты скармливаешь мне какую-то лапшу.

– Такому герою, как ты, будет неловко, если новость разлетится по округе.

– Какого дьявола ты не заявил об этом полковнику Ратбану, вместо того чтобы чесать язык?

Брюс зевнул.

– Я как раз собирался этим заняться. – Фентон, пошатнувшись, поднялся и завис над столом. – Если только ты не захочешь, чтобы я помалкивал.