Марлен Дитрих - Николай Надеждин

— Да оставьте вы меня в покое с этой чёртовой бабой!

Той ссоры более чем тридцатилетней давности он Марлен так и не простил. Но позже, за полгода до своей кончины в декабре 1969 года, Джозеф фон Штернберг вспоминал о Дитрих очень тепло. Он снова восхищался её драматическим даром и несгибаемой волей…

Максимилиан Шелл стал одним из самых надёжных друзей, верность которых Дитрих в полной мере оценит в трудные для неё времена.

Максимилиан Шелл.

Постепенно интерес к стареющей актрисе стал пропадать. Критики говорили прямо: Дитрих — уже история. При всех её заслугах перед американским кинематографом она уже не может сниматься. Она не актуальна. Она устарела. В кино пришли другие звёзды — более молодые и играющие совершено иначе.

Марлен с этими оценками могла поспорить, да только… кто же её слушал? Дитрих попросту перестали снимать. И она была вынуждена зарабатывать на жизнь концертами, с которыми разъезжала по всему миру. Или сидеть дома, превратившись в обычную пенсионерку.

Чаще всего она жила в Париже, в своей квартире на улице Монтень, арендованной ещё в 1950-е годы. Изредка выезжала в Америку, чтобы погостить у мужа Рудольфа Зибера и дочери Марии. Но отношения с Марией не складывались. Дитрих вмешалась в её личную жизнь и, по сути, расстроила первый брак дочери. Хотела же, разумеется, как лучше…

В её парижский дом частенько заезжали кинозвёзды, писатели, деятели культуры. И все обращали внимание — как же чисто и уютно в её «гнёздышке». Марлен очень любила свой уголок и была отменной домохозяйкой. Когда на неё находило соответствующее настроение, она могла часами ползать по полу с тряпкой, вытирать пыль, выбивать ковры. И всё в её руках блистало чистотой. И это радовало её усталое сердце.

Тогда-то Дитрих сказала, что больше всего сожалеет о том, что у неё так никогда и не было полноценной семьи.

Кадр из фильма «Белокурая Венера». 1932 год.

Обладательница огромной коллекции роскошных нарядов (в том числе и сценических, которые она после съёмок оставляла себе), Дитрих говорила, что любимым она считает… широкий фартук с большим карманом.

Она обожала готовить. И делала это блестяще. Её несомненный кулинарный талант отмечали все мужчины, с которыми Марлен сводила судьба. Она владела секретами многих национальных кухонь — французу Габену готовила французские блюда, немцу Ремарку — немецкие. Сама же любила самую простую яичницу-болтунью и немецкий пивной суп.

Кстати, с яичницей связана забавная история. Марлен считала, что мужчина должен быть сильным и крупным. А крупный мужчина непременно любит поесть. По отношению к её яичнице Марлен оценивала людей.

Своим новым приятелям она всегда готовила фирменное блюдо. Распускала на разогретой сковороде целую пачку сливочного масла, а потом вбивала в него десяток куриных яиц. Перемешав хорошенько, выкладывала это сверхпитательное блюдо на тарелку. Если её гость от угощения отказывался (а осилить подобную яичницу сможет не каждый), он немедленно изгонялся. Следует заметить, что испытание проходил далеко не каждый избранник Марлен Дитрих…

Она была хлебосольна, а её квартира всегда полна гостей… Но наступили другие времена. О Дитрих стали постепенно забывать. И её гостеприимный дом понемногу опустел.

На приёме с друзьями.

В 1963 году, на закате хрущёвской оттепели, Марлен Дитрих пригласили в СССР.

Она давно хотела съездить на родину Толстого и Чехова. Дитрих хорошо знала и очень любила русскую литературу. И ей просто хотелось посмотреть, как и чем живут советские люди.

Эта поездка охватывала два города — Ленинград и Москву. В Ленинграде для Дитрих устроили экскурсии по Петергофу и Эрмитажу. В Москве предусматривался единственный концерт, на котором Дитрих собиралась спеть свои самые известные песни…

Конечно, общения с простыми людьми не получилось. Во время всей поездки Дитрих опекали хорошо одетые люди из соответствующих органов. Вместо восторженной публики (хотя, откуда бы ей взяться в стране, которая почти не видела картин Дитрих?) её окружали чиновники из министерства культуры и правительственных учреждений.

Дитрих же всё принимала за чистую монету. Когда ей продемонстрировали группу ткачих-ударниц (комсомолок, отличниц) и ленинградских студентов (все до единого в очках и с очень серьёзными лицами), Дитрих была в полном восторге. Она не ожидала, что эти скромно одетые люди так счастливы в своей стране «победившего социализма», отгородившейся грандиозным железным занавесом от прогнившего капиталистического мира.

Трагический раздел родного Берлина она, похоже, замечать не желала. Каждый видит только то, что он хочет видеть.

Марлен и её фотографии.

Её московский концерт решили устроить в Зелёном театре. Попасть туда с улицы было, конечно, невозможно. На скамьях сидела тщательно подобранная массовка. Первые ряды занимали советские чиновники.

Марлен пела свои лучшие песни. После каждой зал отзывался вежливыми аплодисментами, а иногда деликатно помалкивал. Это молчание привыкшая к бурной реакции европейцев и особенно американцев (свисты одобрения, выкрики, бурные овации, спонтанные танцы молодёжи перед сценой и в проходах) истолковала превратно. Она решила, что зрители настолько поражены её искусством, настолько не верят в своё счастье видеть живую Марлен, что не могут отойти от шока и потому молчат.

Марлен выбирала одного зрителя, другого — чтобы петь свои проникновенные баллады конкретному человеку. Но все, к кому она обращалась, смущённо отводили взор. Привычной сценической игры не получалось. Но Дитрих… снова всё поняла по-своему.

Концерт закончился. Стихли звуки музыки. На сцену поднялся престарелый писатель Константин Паустовский, патриарх отечественной литературы. На него была возложена миссия опекать заезжую певичку.

Портрет к фильму «Свидетель обвинения». 1957 год.

Неожиданно для всех Дитрих… опустилась перед Паустовским на колени и поцеловала ему руку. Писатель растерялся… Позже она рассказала журналистам о своём отношении к русским, то есть к нам с вами. «Я люблю их давно. Я люблю их музыку, их поэзию, их писателей, их художников, но более всего я люблю их душу. У них нет ровности чувств. Они или трагичны, или счастливы. Я думаю, что у меня русская душа».