Судьба династии - Александр Широкорад

Он являлся представителем Временного правительства, матросы же действовали по уполномочию местного Совета, и обе эти революционные власти находились в постоянной вражде. Матросы не доверяли комиссару, комиссар же с ужасом смотрел на ручные гранаты, заткнутые за пояс революционных матросов. Будучи ранее членом Государственной Думы и происходя из богатой семьи, комиссар Временного правительства надеялся, что революционная буря скоро уляжется, страна заживёт вновь нормальной жизнью и власть останется в руках его единомышленников.

Как все безответственные представители либеральных партий того времени, он попал, так сказать, между двух огней, и его крайняя неискренность не могла ввести циничных матросов в заблуждение. Они не скрывали своего презрения к нему, не слушались его приказаний и даже отказывались вставать при его появлении»[18].

В конце апреля в Ай-Тодор приехал Феликс Юсупов. Одновременно Временное правительство дало санкцию Севастопольскому совету на обыск в великокняжеских имениях на Южном берегу Крыма. На автомобилях и морем на военных транспортах «Дакия» и «Карл» в Ялту прибыли несколько сот человек специальной команды и 250 матросов-черноморцев. Для обыска женщин были привлечены представительницы севастопольского профсоюза дамских служащих. Обыски начались на рассвете 27 апреля.

21 июня 1917 года вдовствующая императрица написала своему брату принцу Вальдемару в Данию: «На прошлой неделе во время домашнего обыска с нами обращались очень грубо и непристойно. Половина шестого утра: я была разбужена морским офицером, вошедшим в мою комнату, которая не была заперта. Он заявил, что прибыл из Севастополя от имени правительства, чтобы произвести у меня и в других помещениях обыск. Прямо у моей кровати он поставил часового и сказал, что я должна встать. Когда я начала протестовать, что не могу сделать это в их присутствии, он вызвал отвратительную караульную, которая встала у моей постели. Я была вне себя от гнева и возмущения. Я даже не могла выйти в туалет… Офицер вернулся, но уже с часовым, двумя рабочими и 10–12 матросами, которые заполнили всю мою спальню. Он сел за мой письменный стол и стал брать всё: мои письма, записки, трогать каждый лист бумаги, лишь бы найти компрометирующие меня документы»[19].

Княгиня Ирина, дочь Александра Михайловича, в письме к своему дяде великому князю Николаю Михайловичу рассказала об обысках и произволе, чинимых их тюремщиками. Тот по простоте душевной как интеллигент к интеллигенту, как масон высокого градуса к такому же брату пришёл к А.Ф. Керенскому. Увы, результат был совсем противоположный. По приказу министра юстиции Керенского в Ай-Тодоре были проведены новые обыски, а режим арестованных ещё более ужесточен.

В декабре 1917 года в имение Ай-Тодор прибыл представитель Севастопольского совета прапорщик Задорожный. Он объявил Александру Михайловичу, что «по стратегическим соображениям» узники Ай-Тодора будут переведены в соседнее имение Дюльбер, принадлежавшее великому князю Петру Николаевичу. Великий князь попробовал пошутить:

— Какие могут быть «стратегические соображения»? Разве ожидается турецкий десант?

Задорожный усмехнулся:

— Нет, дело обстоит гораздо хуже, чем вы думаете. Ялтинские товарищи настаивают на вашем немедленном расстреле, но Севастопольский совет велел мне защищать вас до получения особого приказа от товарища Ленина. Я не сомневаюсь, что Ялтинский совет попробует захватить вас силой, и поэтому приходится ожидать нападения из Ялты. Дюльбер, с его высокими стенами, легче защищать, чем Ай-Тодор, — здесь местность открыта со всех сторон.

Задорожный достал план Дюльбера, на котором красными чернилами были отмечены крестиками места для расстановки пулемётов. Сандро никогда и не задумывался над тем, как много преимуществ с чисто военной точки зрения имеет прекрасная вилла великого князя Петра Николаевича.

В 1897 году архитектор П.Н. Краснов закончил строительство дворцового комплекса «Дюльбер», что в переводе с арабского значит «прекрасный». Осмотрев дворец, братья Михайловичи смеялись над чрезмерной высотой толстых стен и высказывали предположение, что Пётр Николаевич, вероятно, собирается начать жизнь «Синей Бороды». В ответ он отшучивался:

— Нельзя никогда знать, что готовит нам грядущее.