Черная карта судьбы - Елена Арсеньева

– Какую еще дочь?! – кричит Вадим.

– Меня, – шепчет Люсьена и вздрагивает, потому что чувствует: Женя сейчас своим удивительным зрением видит ту сцену в Москве, на Садово-Кудринской!

Она видит Люсьену, которая изображала из себя сумасшедшую. Женя чувствует, что эта девушка в чем-то ей подобна, она тоже видит то, что скрыто от других! Девушка взяла ручку у какого-то иностранца и передала Мишке, сказав… сказав… что-то про ее отца, которого Мишка должен слушаться.

Почему? Кто ее отец? Откуда это разрывающее мозг ощущение, что ее отец как-то связан с Женей, более того – что с ней как-то связан тот иностранец, которому раньше принадлежал «Паркер»?!

Женя сосредоточилась. Догадка где-то рядом, рядом… она леденит, как присутствие врага…

Люсьена напряженно наблюдает за ней. Даже растратив силу на какие-то пустяки, эта молодая женщина остается опасной. Но когда же, когда же появится отец?!

Между тем Вадим, который не понимает, что творится с Женей, говорит, что надо пойти на главпочтамт: если очень повезет, приемщица вспомнит, как выглядел человек, который отправлял телеграмму.

– Не надо никуда идти, – тихо отвечает Женя. – Я знаю, как он выглядит. Он невысокий, очень худой. У него резкие черты лица, словно вырезанные из дерева. И у него разные глаза: один болотного цвета, другой синий, ярко-синий, словно бы эмалевый. Я это знаю потому, что вижу его. Он здесь. Вот он.

Люсьена чувствует, как у нее сжимается горло. Теперь и она видит того единственного человека, которого любит на всем свете – на том и на этом, пусть он даже давно мертв.

Отец!

Как измучила его жизнь, как он постарел, один его глаз утратил прежнюю необыкновенную синеву… Но Люсьена смотрит на него с молитвенным восторгом: ведь это тот, кто наградил ее своим великолепным даром и дал ей возможность жить не так, как все остальные, как прочие ничтожные людишки, а владеть ими, использовать их!

Между тем эмоции перепуганной Тони, через которые Люсьена удается проникнуть и в мысли Жени, и наблюдать картину мира, принадлежащую прошлому, начинают захлестывать ее. То, что тогда пришлось увидеть девушке, навсегда запечатлелось в ее памяти, хотя, конечно, будучи курас, пустой, она запомнила только внешнюю оболочку событий, не понимая их скрытой сути.

Ту вольтову дугу, которая пролегла между взглядами Жени и отца Люсьены, Тоня разглядеть не могла: она видела только, что Женя и низкорослый невзрачный человек с разными глазами, в которых пылает бешеная ненависть, смешанная с восторгом, неотрывно смотрят друг на друга. И Тоне не дано было увидеть черную сеть, которую этот человек накидывает на Женю.

Люсьена чувствует, что отец в восторге от того, как он виртуозно исполнил свой замысел. Овладев сознанием Герасимова, заставив его полностью подчиниться, он приказал парню убить Тамару Морозову, а потом пойти в отделение и признаться в содеянном. Потом заставил его пуститься в бегство – и направил пулю милиционера в его голову.

Люсьена видит, как ее отец шевелит пальцами левой руки. В правой он держит наготове метательный нож (этим оружием он владеет великолепно!), в левой у него незримая сеть, которую он раскинул своим губительным взглядом над Женей и теперь подтягивает ее к себе. И у Жени нет сил сопротивляться. Она отдала все силы ради спасения кого-то… А для себя ничего не оставила!

Эта молодая женщина унаследовала от родителей огромное богатство, но не смогла им распорядиться, потому что так и не усвоила главное правило жизни: всё, что ты имеешь, должно быть потрачено только на себя. И всё, что ты заберешь у других, ты должен тратить только на себя. Нельзя ничем делиться, и, если ты хочешь выжить, надо отнимать. Только отнимать и присваивать. Так, как делал Павел Мец.

«И я! – чуть не воскликнула Люсьена. – И я делаю так же, отец!»

А он тянет и тянет Женю к себе, одновременно краем глаза фиксируя этого тощего милицейского лейтенанта, который словно бы забыл, что у него есть оружие, и только и способен ошалело таращиться на пугающего незнакомца.

Почти в таком же состоянии находится и Тоня, наблюдающая со стороны, однако она вспоминает этого странного человека с разными глазами! Он приходил к госпоже и убил ее. Значит, он убьет и Женю.

И тогда Саша освободится от ее влияния. И тогда Тоня рано или поздно сможет им завладеть!

Однако Люсьена только мимоходом отмечает эту подлую мысль, которую когда-нибудь использует в своих целях. Сейчас ее внимание поглощено отцом.

А он ощущает слабость, губительную слабость Жени. Сейчас он мог бы прикончить ее одним взглядом! Даже мыслью! Приказать умереть – и она умрет!

И вдруг Тоня вздрагивает, а вместе с ней и Люсьена.

Женя останавливается, и Вадим, внезапно вырвавшись из своего оцепенения, дергает Женю к себе!

Тоня не понимает, что произошло, однако Люсьена и Павел Мец за миг до происшедшего услышали крик:

– Женя, стой! Остановись!

Это был голос Саши!

Но Саша сейчас далеко, где-то в таежном стойбище, он тяжело ранен. А между тем сила его оказалась способна взломать пространство и прийти на помощь сестре.

– Держись, отец! – стонет Люсьена. – Не отпускай ее!

И вдруг чувствует, что руки отца ослабели от боли. Такой боли он не испытывал никогда в жизни, и Люсьена понимает: сила, ради которой он убил «китайскую ведьму», которую присвоил, напитавшись ее кровью, уходит из него.

Они оба, отец и дочь, словно бы слышат в этот миг предупреждение гадалки, которому Павел Мец не внял, но теперь поплатился за это:

«Я давно знаю, что моя сила иссякнет мгновенно, если я только попытаюсь хоть кого-нибудь убить».

Вот она и иссякает, эта сила, унося с собой все то, что было награблено Павлом Мецем у других людей, которых он убивал.

Люсьена чуть ли не визжит от ярости, чувствуя боль отца, его опустошение: он снова курас, такой же, каким стал тогда, давно, еще в августе 1918 года, когда предал всех, кто ему верил[3].

Слово «гроза» темной тучей накрывает его, и Люсьена с трудом прорывается внутренним взором сквозь тьму, восстанавливая связь с отцом.

Даже курас может воспользоваться ножом, который сжимает в руке. Неужели Павел Мец забыл о нем?!

– Нож, отец! – кричит Люсьена и ощущает, что отец или услышал ее крик, или сам вспомнил: у него еще осталась человеческая оболочка, остался крепкий скелет, перевитый мышцами. И силы этих мышц достаточно для того, чтобы бросить в Женю нож.

Нож материален! Его ничто не остановит!

Люсьена видит, что отец замахивается…

Но пули тоже были материальны – те пули, которые успел выпустить в него очнувшийся от своего оцепенения и выхвативший пистолет Вадим.