Горящая земля - Бернард Корнуэлл

— Когда я была ребенком, — внезапно проговорила Скади все тем же небрежным тоном, как будто мы были друзьями, — мой отец избивал мою мать до потери сознания.

— Потому что она была похожа на тебя? — спросил я.

Она не обратила внимания на мою реплику.

— Он сломал ей ребра, руку и нос, — продолжала она, — а после, в тот же день, забрал меня на высокие пастбища, чтобы я помогла пригнать обратно стадо. Мне было двенадцать лет. Я помню, как падали снежинки и как я его боялась. Мне хотелось спросить, почему он ранил мою мать, но я не хотела подавать голос, чтобы он и меня не избил. Но потом он все равно мне сказал. Он сказал, что хочет выдать меня замуж за своего ближайшего друга, а моя мать против. Мне тоже была ненавистна мысль о таком браке, но он сказал, что я все равно выйду за этого человека.

— Предполагается, что я должен испытывать к тебе жалость? — спросил я.

— Поэтому я столкнула его с обрыва, — сказала Скади. — И я помню, как он падал сквозь снежинки, а я наблюдала, как он отскакивает от скал, и слышала, как он кричит.

Она улыбнулась.

— Я оставила его там. Он был еще жив, когда я согнала стадо вниз. Я перелезла через скалы и помочилась ему на лицо, прежде чем он умер.

Она спокойно посмотрела на меня.

— Это было моим первым проклятием, лорд Утред, но не последним. Я сниму с тебя проклятие, если ты отпустишь меня.

— Думаешь, ты можешь напугать меня так, что я верну тебя Харальду? — забавляясь, спросил я.

— Ты вернешь меня, — уверенно проговорила она. — Вернешь.

— Уведите ее, — приказал я, устав от Скади.

Харальд явился к полудню.

Один из людей Стеапы принес мне весть об этом, и я снова поднялся на укрепления, чтобы увидеть Харальда Кровавые Волосы на другом берегу реки. Он был в кольчуге, вместе с ним прискакали пятьдесят его товарищей. На его знамени изображался топор без топорища; древко знамени венчал череп волка, выкрашенный в красный цвет.

Харальд оказался крупным мужчиной; конь его тоже был большим, но все равно Харальд Кровавые Волосы как будто сидел на карликовом скакуне. На таком расстоянии я не мог разглядеть его хорошенько, но ясно видел его желтые волосы, длинные, густые, не запятнанные кровью, и широкую бороду.

Некоторое время он пристально смотрел на стену Эскенгама, потом расстегнул пояс с мечом, бросил оружие одному из своих людей и послал коня в реку.

День был теплым, но поверх кольчуги Харальд носил еще и огромный плащ из черной медвежьей шкуры, благодаря которому казался чудовищно огромным. На его запястьях и вокруг шеи блестело золото, как и на уздечке его коня.

Харальд довел коня до середины реки, там, где вода захлестывала сапоги датчанина. Любой из лучников на стене Эскенгама смог бы его подстрелить, но Харальд демонстративно разоружился, что означало: он желает поговорить, и я отдал приказ, чтобы в него не стреляли.

Сняв шлем, он рассматривал людей на укреплениях до тех пор, пока не увидел Осферта в бронзовом обруче на голове. Харальд никогда не видел Альфреда и принял внебрачного сына за его отца.

— Альфред! — прокричал он.

— Король не разговаривает с разбойниками! — крикнул я в ответ.

Харальд ухмыльнулся. У него было широкое, как совок для ячменя, лицо, кривой с горбинкой нос, большой рот, а глаза — хищные, как у волка.

— Ты — Утред Говнюксон? — приветствовал он меня.

— Я знаю, что ты — Харальд Робкий, — ответил я оскорблением на оскорбление, как и полагалось.

Он уставился на меня. Теперь, когда он был ближе, я разглядел, что его желтые волосы и борода в брызгах грязи, жирные и скатавшиеся, как волосы трупа, похороненного в дерьме. Река бурлила вокруг жеребца.

— Скажи своему королю, — обратился ко мне Харальд, — что он может избавить себя от многих бед, если уступит мне трон.

— Он приглашает тебя прийти и взять этот трон, — ответил я.

— Но сначала, — Харальд подался вперед и похлопал шею коня, — ты вернешь то, что принадлежит мне.

— У нас ничего твоего нет.

— Скади, — напрямик сказал он.

— Она твоя? — спросил я, притворившись удивленным. — Но шлюха наверняка принадлежит любому, кто может за нее заплатить?

Он бросил на меня полный ненависти взгляд.

— Если ты к ней прикоснулся, — сказал Харальд, показывая на меня пальцем руки, затянутой в перчатку, — если к ней прикоснулся хоть один из твоих людей, клянусь членом Тора, я заставлю тебя умирать так медленно, что от твоих воплей зашевелятся мертвецы в их ледяных пещерах.

«Он дурак, — подумал я. — Умный человек притворился бы, что эта женщина значит для него очень мало или совсем ничего не значит».

Но Харальд уже продемонстрировал, чего стоит.

— Покажи мне ее! — потребовал он.

Я заколебался, будто прикидывая что-то. Но я хотел, чтобы Харальд увидел наживку, поэтому приказал двум людям Стеапы привести Скади.

Она появилась с веревкой на шее, но ее красота и спокойное достоинство словно делали ее главной на укреплениях. В тот момент мне подумалось, что она — самая царственная из всех женщин, каких я когда-либо видел.

Скади двинулась к палисаду и улыбнулась Харальду, который послал своего коня на несколько шагов вперед.

— Они прикасались к тебе? — прокричал он Скади.

Прежде чем ответить, она бросила на меня издевательский взгляд.

— Они недостаточно мужчины, господин! — крикнула она в ответ.

— Поклянись! — отозвался он; в его голосе ясно слышалось отчаяние.

— Клянусь, — ответила она нежно.

Харальд развернул коня так, что тот встал боком ко мне. Подняв руку в перчатке, датчанин показал на меня.

— Ты выставил ее голой, Утред Говнюксон.

— Тебе бы хотелось, чтобы я снова выставил ее так?

— За это ты лишишься глаз, — сказал Харальд, заставив Скади засмеяться. — Отпусти ее сейчас же, — продолжал он, — и я тебя не убью. Вместо этого я привяжу тебя на веревку слепым и голым и покажу тебя всему миру.

— Ты тявкаешь, как щенок, — отозвался я.

— Сними веревку с ее шеи, — приказал Харальд, — и немедленно пошли ее ко мне!

— Приди и возьми ее, щенок! — крикнул я в ответ.

Я чувствовал подъем духа.

«Харальд доказал, что он — упрямый дурак», — подумал я. Он желал Скади больше, чем желал Уэссекса, даже больше всех сокровищ королевства Альфреда. Помню, я подумал, что привел его в точности туда, куда мне хотелось, словно на поводке…

Но тут он повернул коня и показал на увеличивающуюся толпу воинов на речном берегу. А из-за деревьев, густо растущих на дальнем берегу реки, показалась цепочка женщин и детей. То были наши люди, саксы, связанные друг с другом, потому что их захватили в рабство. Люди Харальда, грабя восточный Уэссекс, без сомнения, хватали каждого ребенка и каждую молодую женщину, каких могли найти, и, кончив забавляться с пленницами, отправляли их на кораблях на рынки рабов во Франкии.