Брат, стреляй первым! - Владимир Колычев

Никита видел, как ему навстречу несется человек в камуфляже. Не успел он опомниться, как чей-то кулак-кувалда ударил его в грудь, сместил назад. И тут же в воздухе мелькнул приклад автомата. Он был нацелен ему в лоб, но надвигался необычно медленно. Никита успел увернуться от него, но при этом упустил из виду ноги нападавшего. И нарвался на удар-подсечку.

Упал он некрасиво. Ноги высоко взметнулись вверх, а голова провалилась вниз. И он больно ударился затылком об угол стола. Он распластался на полу, а человек с автоматом навалился на него всей своей громадной тушей. К нему присоединился еще кто-то. Мгновение — и на руках Никиты защелкнулись наручники.

В это же время послышался точно такой же звук. Это надели стальные браслеты на руки Вована и Чауса.

И только после этого в комнате появился мужчина в штатском. И лениво так бросил:

— Милиция! Уголовный розыск!

— РУОП! — добавил кто-то.

Никита уже знал, что для криминальной братии РУОП не просто враг, а враг классовый. РУОП — это региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Этот монстр образовался всего несколько месяцев назад. И, как всякий молодой хищник, особенно был жаден до жертвенной крови…

Спецназовцы снова пришли в движение. Они подхватили под руки Никиту и потащили к выходу из квартиры. В «воронок» его впихнули вслед за Виталом. Еще немного, и там же оказались Вован, Чаус и Гиря. Их расфасовали по разным отсекам. Но общаться между собой они могли.

— Ну, Гиря, гад! — зло процедил сквозь зубы Чаус.

— Заткнись! — цыкнул на него Витал. — Никто никого не сдает…

Всех пятерых «воронок» отвез в ближайшее отделение милиции, где имелся ИВС — изолятор временного содержания. Каждому нашлась отдельная камера.

Мрачные стены, деревянный настил, грязный вонючий унитаз в углу. Впечатление от камеры, куда определили Никиту, было жуть каким неприятным. Но самое страшное ждало его впереди. Не успел он прилечь на нары, как с лязганьем открылась дверь. Его повели на допрос.

Длинный узкий кабинет с пожелтевшими от старости обоями, угрюмые лица двух оперативников в «сбруе». Один чернявый, другой рыжий. В кобурах под мышками у обоих торчали рукоятки табельных «Макаровых». Никиту усадили на стул.

— Ну чо, братуха! — на блатной манер протянул чернявый. И впился в Никиту свирепым взглядом. — Говорить будем?..

— А чего надо? — Никита спрятал от него глаза. — Я ничего не знаю…

— Что именно ты не знаешь?

— Ничего не знаю…

— Говори, падла, как пацанов троих замочил! — рыкнул на него второй оперативник.

— Каких пацанов?

В кабинете было жарко, душно. А Никите вдруг стало холодно. От страха. Подтвердились самые худшие его опасения. Менты арестовали его по подозрению в причастности к вчерашнему убийству. Ну и гад же этот Гиря!..

— А вот этих! — Оперативник разложил перед ними цветные фотографии.

Все правильно, три окровавленных трупа. К горлу подступила тошнота.

— Мне плохо, — признался Никита. — Воды…

— Воды? — зло переспросил опер.

Он схватил с грязного подоконника такой же грязный графин с водой. Перевернул его и вылил всю воду на голову Никите.

— Напился?

Никита промолчал.

— Полегчало, ублюдок? — набросился на него второй оперативник. — Ну, теперь говори, как ты, мразь, перерезал им всем глотки…

— Я?! Им?!.. Вы что-то путаете… Я ничего не знаю…

— В последний раз спрашиваю: зачем ты грохнул этих пацанов?

— Да не трогал я их…

— А кто трогал? Кто убил их?

— Да я откуда знаю?.. Я вообще ничего не знаю…

— А мы тебе сейчас освежим память…

В руках у оперативника появился пакет. Он зашел к Никите сзади и набросил его ему на голову. Второй опер держал его за плечи. Хватка у него мертвая — не вырваться. А вырываться Никита пытался. Еще бы! Воздуха нет, клеенка лезет в рот, кровь бьет в голову. Ощущение ужасное…

Никита уже стал терять сознание, когда с него сняли пакет.

— Ну что, вспомнил? — злорадно спросил опер.

Никита ничего не ответил. Он просто не мог ответить — с такой жадностью он насыщал свои легкие драгоценным воздухом. Ему казалось, что больше такого мучения он не перенесет.

— Ну, я жду ответа…

— Я ничего не знаю, — выдавил он из себя.

— Ну, ну…

И снова голову накрыл проклятый пакет. В жутких мучениях Никита снова терял сознание… Гиря — ублюдок… Гиря — мразь… Гиря — убийца… Это по его вине пытают Никиту. Это он, тварь, убил пацанов… Надо во всем сознаться…

— Ну так что, говорить будем? — снова спросили Никиту, когда пакет исчез.

— Да…

— Валяй…

— Говорю — я ничего не знаю…

— Ах ты мразь! — Рыжий оперативник с силой заехал ему кулаком в грудь.

Никита бы грохнулся на пол вместе со стулом, если бы не второй опер. Он удержал его от падения. И за это треснул его кулаком по темечку… Козлы!..

— Последний раз спрашиваю, сознаваться будешь?

— Не в чем сознаваться, — твердил Никита. — Я ничего не знаю…

Надо сдавать Гирю. Он, гад, подставил всех. Братва его даже убить собиралась. Но природная упертость держала язык на привязи. А потом и сдаваться нельзя. Нужно молчать. Молчать во что бы то ни стало. Этого требовал от всех Витал… Да к черту его, Витала!…. Но все равно Никита будет молчать… Он не будет ничего говорить. Пусть Гиря сам во всем сознается…

Снова ему на голову надели пакет. На этот раз его не снимали долго. Смертная мука, а потом провал — потеря сознания…

Очнулся Никита в своей камере. Он лежал на дощатых нарах, мокрый с головы до ног. Проклятые менты! Они откачивали его водой. И откачали. Но не совсем.

Без сознания бросили в камеру. Выживет — хорошо, нет — ну и хрен с ним. Скоты!..

Утром за ним пришли снова. И опять повели на допрос. Только на этот раз был гораздо более чистый кабинет. И оперов подлых нет, вместо них приятной наружности мужчина. Пышные ухоженные усы, крупные роговые очки, отглаженная белая сорочка, галстук.

— Следователь прокуратуры Ильин, — представился он. — А вы — Брат Никита Германович. Правильно?

— Вроде да…

— Так вроде или да?

— Да…

— Как же так, Никита, вы же порядочный молодой человек. В армии служили, домой вернулись — и сразу в бандиты. Как так могло случиться?

— В армии я служил, — кивнул Никита. — Домой вернулся. Это так… А про каких бандитов вы говорите, я не понимаю…