Однажды в Челябинске. Книга первая - Петр Анатольевич Елизаров

умею находить подход, быть настойчивым и убедительным. И влиять на людей любыми, даже самыми изощренными средствами. Но исключительно для их же пользы. И эти пацаны — не исключение. Они порой распущены, много отвлекаются, много думают, что держат мир на своих плечах и все им обязаны. А результат нужно показывать независимо от того, какое у тебя настроение, болит ли у тебя голова, дала ли тебе подружка вчера или нет. Мой подход приводит к заметным результатам, нежели простая тренерская установка — она действует в рамках ограничений в пространстве и времени. Я же распространяю свои установки на все остальное. Мне остается только приглядывать за ними и корректировать свою работу в зависимости от результатов. А что до собственной учебы — не волнуйтесь, я успеваю. Мне часто кажется, что я родился не в ту эпоху, знаете ли.

— И слушаются?

— Я работаю над этим. А если все выходит из-под контроля и люди не подчиняются, то моя задача всеми средствами дать им понять, как они заблуждаются, сделать так, чтобы они пожалели. И мой возраст здесь не помеха. За возрастом обращайтесь к тренеру. Порой и спортсменом можно не быть. Они лишь кажутся неуправляемыми — у каждого есть то, за что можно зацепиться, что заденет, поломает или поможет.

Комендант молчала, переваривая сказанное.

— Я не тренер, чтобы бегать за вашими хоккеистами, учти, — предупредила она.

— Предоставьте это мне.

— Долго вы там еще?! — крикнул с холла Степанчук.

— Какой он у вас нелюдимый.

— Просто устал, — соврал я. Не говорить же, что он такой по жизни.

— Собственно, мы закончили, — сказала она и вышла со мной в холл, где огласила свод правил. — Мальчики! В комнатах не курить, кушать аккуратно, не сорить, огонь не разводить, в туалетах смывать, в душ по двое не ходить, окна не открывать, не шуметь, по этажам без дела не бродить…

— В азартные игры не играть, девок не водить, — резво продолжил Кошкарский под возмущенный взгляд коменданта.

— Тебе виднее, чем они любят заниматься, — обратилась ко мне Галина Степановна. Я пригрозил Степе кулаком. — У нас порядки такие: отбой в 22 часа, двери на этаж закрываются, ясно? Еще момент по заселению. Команда у вас большая, а полностью свободных комнат не так много, поэтому парочку человек придется отправить на другой этаж, а вас с тренером — в противоположный блок, в недавно отремонтированную комнату для особых случаев. Учитывая ваш приезд сегодня…

— Ха-ха-ха, надо же, «особый случай».

— А чем не особый? Путин вряд ли захочет туда заселиться, если приедет, — сказал Чибриков.

— Не очень хорошая дислокация, — выдал я, глядя на хоккеистов. Сторожить свору из другого конца общаги будет затруднительно.

— Учитывая ваше рвение, вы справитесь.

— Мы благодарим вас, — сказал я коменданту.

— Надеюсь на ваше благоразумие, — ответила женщина и удалилась в свою комнату, передав мне паспорта, списки и ключи. Выходило пять комнат здесь и одна внизу.

— Дабы не соединять самых буйных из вас в одних и тех же номерах, мне пришлось прибегнуть к сегрегации, — объявил я.

— К чему-у-у?

— Типа как с неграми в Америке? — спросил Глыба.

— Тебя за язык никто не тянул. Теперь будешь у нас ниггером, — произнес я и принялся раздавать ключи, попутно называя фамилии будущих соседей. Первым ключ у меня отобрал недовольный условиями гостиницы Степанчук.

— Мы же не в поезде, чтоб нас по билетам рассаживать, — заладил Волчин. Я проигнорировал его замечание.

— Так, кто там дальше? Пашу и Арса точно рядом селить нельзя. Иначе они камня на камне от этого здания не оставят, — комментировал я, зная, что они все равно подселятся друг к другу. Вскоре раздача ключей закончилась. — Все! Марш по палатам, — добавил при этом, что хоккеистам выдадут недавно купленное свежее постельное белье (благодаря моим стараниям). — Не засрите его, пожалуйста.

— Зря ты это сказал.

Тем временем самые любопытные уже провели разведку на местности:

— Общий туалет. Общий душ. Это треш, пацаны!

— Да, давненько не видал такого.

— Вы, бля, еще в комнаты не заходили.

— Кухня вообще как в коммуналке.

— Ладно, хватит, — прервал вздохи я. — Время позднее. В темпе раскладываемся и можно на боковую. Сил на две игры еще нужно набрать. Проверю всех через 15 минут.

— А как насчет поесть? — спросил ненасытный Никита Зленко.

— И помыться? — добавил Зеленцов.

— Да, Зеленый, согласен. С твоей шевелюрой из ванной лучше вообще не вылезать. Хорошо, — решил я, — 30 минут вам на все про все. Кто там кричал про душ? Отведите туда Зеленцова. И со всеми мерами предосторожности — мало ли, кто в нем подмывался. А Филиппов вон знает, где тут кухня… Постойте-ка, у вас же целый баул жратвы? Или нет?

— Зачем ты про еду брякнул, дурачок? — сквозь зубы прошептал Митяев Никите Зленко. Арс опасался полноценного досмотра баула с едой, который не состоялся перед отправкой.

— Чего затихли?

— Боимся, что Зленко уничтожит весь наш стратегический запас за один вечер, — влез в разговор Митяев.

— Кажется, я начинаю понимать, зачем берете так много. Надеюсь, в нем не чипсы — это за еду не считается. Еда — это то, что можно приготовить вон там, на кухне, какой бы допотопной она ни была.

— Разберемся, — сказал Патрушев.

— Чудно, — хлопнул в ладоши я. — Кстати, осталось 29 минут.

Толпа спортсменов на пятом этаже разбрелась по своим комнатам. Оставшихся я отвел на четвертый этаж и поселил в отдельную комнату, указанную комендантом. Я приметил, что она находится точь-в-точь над блоком, где расположились другие хоккеисты. За окном виднеется пожарная лестница — не отвесная, а с пролетами, образующими что-то вроде балконов на каждом из этажей, к которым по диагонали спускаются перила со ступеньками. Для верности я подергал створки древних окон: присохли намертво, а щели еще и заклеены газетами, чтоб не дуло. Форточка же довольно-таки узкая, чтобы протиснуться. Кажись, надежно, подумал я.

Сама комната немного вытянута. На стены нанесены жидкие обои голубоватого цвета, которые оставляют следы на руках и одежде. Дверь деревянная и, судя по всему, кривая либо просевшая — шоркает об приступок с характерным звуком: чтобы ее закрыть, нужно хорошенько дернуть за ручку чуть вверх. Однако желтый свет с коридора все равно просачивается в комнату через щелки. В номер влезает аж четыре кровати. Слава Богу, не панцирные (наверху как раз такие), хотя нынешние ушли не очень далеко от своих легендарных предшественников. В углу шкаф для одежды, благоухающий музеем древностей. С обеих сторон комнаты установлены две тумбочки, дверцы и ящики которых дышат на ладан. У подоконника стоят стол и два стула.