Бегемот - Скотт Вестерфельд

— Вот-вот, — улыбнулся Алек. — Я знал, что ты меня поймешь.

— Ну да, конечно. — Дилан пожал плечами. — Я думал, ты подразумеваешь нечто иное, только и всего. А насчет корабля… я, собственно, чувствую то же самое.

— Но ты-то здесь не враг, и скрывать тебе от других нечего, — заметил Алек со вздохом.

Дилан невесело рассмеялся.

— Все не так просто, как ты думаешь.

— Да я понимаю, Дилан, что ты не простак. Однако на тебе не висят все эти вериги секретов. Никто не стремится скинуть тебя с корабля и заковать в кандалы!

— Слышала бы тебя моя мама, — ухмыльнулся Дилан.

— Ну разве что. — Алеку вспомнилось, что мать Дилана не хотела, чтобы тот служил в войсках. — Женщины иногда ведут себя как сумасшедшие.

— У нас в семье это, знаешь, посильнее, чем у других. — Дилан стянул куртку Алека с фонаря. — Такое вобьют себе в голову, что никому и не снилось. Ты даже не поверишь.

В ставшем ярче зеленоватом свечении лицо Дилана уже не казалось печальным. В глаза вернулись искорки, только были они теперь какие-то дерзкие, строптивые. Он кинул Алеку куртку.

— Мы оба знаем: тут, на корабле, вам оставаться нельзя, — негромко сказал Дилан.

Алек кивнул. Освоившись с новыми для них двигателями, дарвинисты ни за что не позволят ему служить на «Левиафане». Зато, пожалуй, прихватят его на всякий случай с собой в Англию, не обязательно даже разузнав, кто он такой. Нет, надо бежать.

— Ну что. Пойду, наверное, дальше на разведку.

— Что ж, иди, — согласился Дилан. — А я пойду постерегу за тебя яйца. Только до рассвета чтобы вернулся, а то ученая леди нас обоих обезглавит.

— Спасибо тебе, — сказал Алек.

— В Константинополе стоим всего сутки. Так что другого раза наметить путь у тебя не будет.

Алек с безотчетно забившимся сердцем кивнул.

— Если другого случая поговорить у нас не выдастся, — сказал он, протягивая руку, — надеюсь, мы все равно останемся друзьями. Вопреки всему. Война же не будет длиться вечно.

Дилан, пристально поглядев на протянутую для пожатия руку, ограничился кивком.

— Друзьями так друзьями. Фонарь оставь себе: я и так, в темноте, доберусь.

И, повернувшись, молча полез по скобам наверх, пока не канул в темноту.

Алек с минуту стоял, озадаченно глядя себе на руку. Почему Дилан вдруг так резко к нему охладел? Быть может, решил, что чересчур разоткровенничался или сболтнул лишнего? Или сам Алек что-то не так сказал?

«Ну да ладно, — подумал он со вздохом. — Времени на размышления особо нет. Надо искать путь к спасению. Когда „Левиафан“ тронется обратно в Англию, бежать будет поздно. С корабля надо скрыться менее чем через двое суток».

Подхватив фонарь, Алек пошел к люку.

Дэрин впервые видела город жестянщиков.

Константинополь медленно проплывал внизу. Его покатые холмы были очень плотно застроены. Вокруг изысканных белокаменных дворцов и куполов мечетей теснились здания современной постройки, некоторые не меньше шести этажей в высоту. Город рассекали на три части две узкие жемчужно-серебристые полосы воды, а дальше, к югу, простиралась безмятежная гладь моря, на которой семечками рассыпались бесчисленные торговые суда и суденышки, паровые и парусные, под флагами добрых двух десятков стран. Всю панораму застилала пелена дыма, исторгаемого бессчетными фабриками, мануфактурами и, конечно же, моторами; в этом чаду по хитросплетению узких улиц сновали пешеходы. Почтовых птиц в задымленном воздухе заметно не было; разве что пара-другая бипланов да гиротоптеров невесомо скользила над крышами, огибая каменные шпили минаретов и поблескивающие антенны беспроволочной связи.

Тяжело представить себе, что Алек может жить в подобном месте, полном машин и металла, где нет никого, кроме людей-муравьев да еще, пожалуй, клопов. Странно, что она вообще о нем еще думает. Надо же было так разоткровенничаться: выложила все о том, что случилось с папой, а затем вдобавок приняла изъяснения Алека за такое, что ему и в голову не приходило.

Надо же быть такой дурехой, чтобы хоть на секунду представить, будто этот чертов принц посмотрит на нее так, как бы ей хотелось. Он и имени-то ее настоящего не знает. А прознай, что она — переодетая девчонка, удрал бы, небось, миль на десять. Хорошо, что он все равно надумал бежать. Выскользнет нынче со своими дружками-жестянщиками в этот окутанный дымом муравейник, и поминай, как звали. А вообще, хватит вести себя как деревенская простушка, которая голову теряет, стоит мимо пройти смазливому пареньку.

А ну-ка, Дэрин Шарп, выше нос! Раскисать, как некоторые штатские, не для вас!

«Левиафан», снижаясь, плыл низко над водой, и Ньюкирк, приникнув к большому окну старшинской кают-компании, смотрел во все глаза, пытаясь, несомненно, различить внизу, над лесом мачт и дымовых труб, смертоносное острие пушки Теслы на палубе «Гебена».

— Ты германцев видишь? — взвинченным голосом спросил он.

Дэрин покачала головой.

— Так, два-три торговых судна да угольщик. Я же говорил, те броненосцы давно тю-тю.

Однако Ньюкирк, в своей натянутой на опаленную макушку парадной фуражке, не успокаивался. Морская гладь тянулась до самых Дарданелл. Укромных уголков и щелей, где мог бы укрыться броненосец, здесь хоть отбавляй. «Левиафан» же приближался к Константинополю над сушей: не хватало только еще раз попасть под молнию броненосца жестянщиков.

— Мичманы Шарп и Ньюкирк, — послышалось в дверях, — вы оба славно смотритесь!

Дэрин, обернувшись, коротко поклонилась ученой леди, чувствуя себя в парадной форме несколько неловко. Раньше она надевала ее лишь раз, на церемонию присяги. Портной в Париже, изготавливая мундир на заказ, видимо, здорово недоумевал, почему эта ненормальная англичанка так волнуется из-за своего бала-маскарада. Теперь, спустя месяц, нарядный китель оказался тесноват в раздавшихся плечах, а сорочка и вовсе жала, как воротник викария.

— Честно сказать, мэм, я чувствую себя как пингвин, — признался Ньюкирк, прилаживая шелковый галстук-бабочку.

— Ну и что с того? — невозмутимо заметила доктор Барлоу. — Перед посланником Маллетом мы должны выглядеть респектабельно.

Дэрин со вздохом повернулась обратно к окну. Склады совершенно пусты, а на то, чтобы пополнить запасы всего корабля, отводятся лишь сутки. Спрашивается — к чему наряжаться только для того, чтобы посетить большой базар? Сама доктор Барлоу облачилась в костюм для верховой езды, будто герцогиня на лисьей охоте.

— Как вы думаете, мы сможем найти солонину в Константинополе? — спросил с надеждой Ньюкирк.