Ловушка для героев - Андрей Ильин

— Как так не было?!

— Так и не было. Ну не было. Не было! Можете мне на слово поверить. Учения это такие. Максимально приближенные к боевым.

— Почему же нельзя было…

— Потому что нельзя. Потому что, если бы вы играли понарошку, вы бы никогда с этим делом не справились. Сошли бы с дистанции в самом начале. И ничего бы не поняли. Ничему не научились. Науку выживания в джунглях нельзя изучать теоретически. Только собственными ножками.

— Не может быть! У нас ведь было оружие. Мы могли кого-нибудь…

— Не было у вас оружия. Хлопушки были. Из которых воробья не подранить. Ну серьезно вам говорю. Ну не верите, пойдемте в склад.

Лейтенанты в сопровождении капитана прошли в склад.

— Ваши автоматы?

— Наши.

Капитан передернул затвор и выпалил в пол весь рожок. И ничего не произошло. Только пыль к потолку поднялась.

— Холостые у вас патроны были. На всякий случай. Чтобы вы с испугу не пристрелили кого-нибудь по дороге. Теперь дошло?

Теперь до лейтенантов дошло.

— Да вы не переживайте так. Это же все для вашего блага было сделано. Вам же на настоящие боевые ходить. И побеждать.

— И для его? — кивнул Резо на пустое место, где недавно лежало тело их товарища.

— Что для его?

— Для его блага тоже? Капитан помрачнел.

— Для его, конечно, нет. Для него это случайность. Дурацкая. ЧП. В том болоте змей-то по-настоящему ядовитых — раз-два и обчелся. До вас ни одного укуса не случалось. А тут… Не повезло парню. Ну не повезло. Так ведь и на гражданке людей машины сбивают…

— Мы что, здесь не первые? — спросил Кудряшов.

— Не первые. И даже не десятые. Это же учебка. Для перепрофилирования бойцов спецназа. В тропический вариант.

— А не проще ли было сразу все сказать? Как есть?

— Ну нельзя было сказать. Поймите — нельзя. Первая группа, с которой в правду сыграли, потом, на реальном боевом в полном составе Богу душу отдала. И дело провалила. Потому что они обо всем знали и на учениях ног замочить не захотели. Вполсилы сыграли. Зачет получили, а научиться ничему не научились. Нельзя в нашем деле понарошку. Или в полную силу. Или… Ладно, не серчайте, капитаны.

— Капитаны?

— Капитаны. Уже капитаны. Прошедшим учебку присваивается внеочередное звание. С чем вас и поздравляю. Приказ будет со дня на день. Так что вертите дополнительные дырки…

— И что нам теперь делать?

— То же, что и раньше. Ждать. Соответствующего приказа. Да, и вот еще что. Возьмите-ка…

И капитан перебросил на лейтенантский стол фляжку.

— Что это?

— То самое. Что вам сейчас очень не помешает. И считайте, что сегодня меня в казарме не будет.

Вечером лейтенанты собрались в каптерке и помянули душу погибшего на боевом задании товарища. И заодно обмыли капитанские звездочки. Пока вместе. Пока не раскидала судьба по разным частям.

— Не довелось Петру стать капитаном.

— Не довелось.

— Вот ведь как получается. Шли вместе, а смерть выбрала его одного. Из всех.

— Знать бы, что все это не всерьез, что все это липа, можно было бы…

— Это точно. Можно было…

— Да бросьте вы ерунду городить. Что можно было? Отказаться на задание идти? Или с полдороги вернуться? Или в болото то проклятое не нырять? Так ведь не отказались бы. И не вернулись. И в болото пошли. Даже если бы заранее знали, чем все это кончится. А если бы не пошли, то пошли бы под трибунал. Строем.

— А все же обидно…

— Под танк с гранатами тоже ложиться обидно.

— Так то же война. А здесь…

— Сдается мне, мужики, здесь тоже война. Самая настоящая. С неизбежными боевыми потерями. И Петро не последний из нас, за кого придется поминальную пить.

— Неужели…

— Вы вспомните, как нас в России на учениях пасли. Чтобы не дай бог чего не случилось. А здесь в самое пекло бросают. Не боясь последствий. Значит, эти последствия разрешены. И значит, это уже не учения. А война. Ну или почти война. Где без жертв не бывает. И где за жертвы не спрашивают.

— А жертвы мы?

— Точнее, боевые потери. Убыль личного состава… Петро первый. А кто второй?.. Сколько раз разведчик в последнюю войну успевал на задание сходить? Прежде чем был убит или ранен? Раза три-четыре? Вот и считайте, капитаны. Причем считайте, что первую фишку мы уже отыграли…

Все замолчали. И дальше пили молча. Потому что и так все было понятно.

Потом было еще два, но уже без двойного дна учебных выхода. И еще кроссы. И боевые стрельбы. И отжимания отсюда — и до обеда. И перевод в гарнизон. Где были снова кроссы, стрельбы и отжимания…

В общем, была нормальная воинская служба. Только очень далеко от Родины.

— Надоели мне эти пальмы, мужики. И эти бананы. И это солнце, — то и дело жаловались капитаны друг другу. — Домой охота. Пусть даже старлеем в пехоту.

— А оклад?

— На хрена мне этот повышенный оклад, который потратить негде? Я дома с меньшими деньгами втрое больше удовольствий взять могу.

— Это верно, — соглашались капитаны. — Дома на березку поглядеть — и то удовольствие.

И шли на полосу препятствий. Или на брусья. Или в умывальник, стирать выгоревшую на солнце до колера только что купленного постельного белья гимнастерку.

Тоска! Тропическая…

Иногда в часть привозили кино. Которое крутили раз пятьдесят. До дыр на целлулоиде. А потом разрезали покадренно и эти кадры прятали в военных билетах.

Еще реже приезжали лекторы. И рассказывали о непростом международном положении. О том, что империализм не оставляет своих экспансионистских планов. Что окружает Советский Союз со всех сторон военными базами и грозит из-за океана ядерным оружием. Но что у нас тоже кое-что имеется для отражения их агрессивных планов…

Капитаны задавали лектору положенные вопросы. Получали известные ответы. И шли в казармы.

— Что они нам о международном положении толкуют? — судачили между собой офицеры. — Мы что, сами слепые? Не видим, что творится. Да хотя бы даже у нас под боком. Во Вьетнаме. Видали, как их американцы топчут. А мировому сообществу все это по барабану. Одни только мы…

— Да тише ты. Не шуми так…

— А почему не шуметь? Что это, большой секрет, что наши ребята там воюют? Сколько через нас партий гробов в Союз переправили? Прикинь. А откуда? Дураку ясно — оттуда. Да если бы не мы, их давно в порошок истерли… Я вчера с майором одним разговаривал, летуном, так вот он говорит…