От гетеры до игуменьи. Женщина в Ранней Византии - Николай Болгов

Не всегда обращение блудницы было духовным актом. Так, киликиянки Комито и Никоса, жившие в грехе с актером Вавилой, ушли в монастырь, раздав имущество бедным лишь потому, что их содержатель обратился сам и оставил их без содержания. «Теперь, возжелав богоугодной жизни, ты бросаешь нас и хочешь спастись один?!» — восклицали разгневанные блудницы (Иоанн Мосх. Луг духовный, 32).

Таким образом, путь «от гетеры до игуменьи» каждая проходила по-своему. Энергия, которая раньше расходовалась на чувственные удовольствия, отныне была брошена на борьбу с собственной природой. И многим удавалось этот бой выиграть. Обретая мир и покой за стенами монастыря, эти женщины в определенном смысле обретали свое человеческое счастье.

Обращение в христианство, независимо от того, каким путем оно произошло, вело к радикальному изменению всей системы ценностей и к изменению выраженного гендерного поведения. Феномен святости бывших блудниц наиболее ярко демонстрирует глубину ментального переворота и обнаруживает, что путь к спасению души новой христианки был открыт для каждой женщины.

Надо также заметить, что в источниках речь идет преимущественно о крайних путях от старого к новому. Видимо, путь к христианству обычной женщины был постепенным, более протяженным во времени. Здесь уместно вспомнить о сдержанном, если не негативном отношении христианской традиции к «тепло-хладным» людям, лишенным сильных чувств и сильных страстей.

Идеалом для женщины-христианки в частной жизни полагался аскетизм, зародившийся и распространявшийся вместе с христианской верой. Он регламентировал повседневное поведение, общение, участие в службах, правила гигиены, одежду и т. д. Главным проявлением аскетизма было целомудрие.

Аскетизм всегда был ориентирован на самую недосягаемую высоту, на которой находилась Дева Мария (Амвросий Медиоланский. О девственницах, II, 1). Практический же тип, достижение которого считалось более или менее реальным, — это Марфа и Мария, сестры Лазаря, олицетворявшие два типа женщины-христианки. Первая — практическая и рассудительная. Вторая — восторженно-созерцательная.

Аскетизм считался главным средством борьбы со страстями, понятие о которых существовало уже в классической античной философии. Античный образ страстей — огонь (Артемидор. Онейрокритика, II, 52). Еще одна метафора страстей — образ моря как опасной, бурной стихии. Эта метафора, кстати сказать, практически без изменений перешла из Античности в христианство.

Подчеркнем, что уже в Античности считалось, что «страсти имеют женскую природу» (Филон Александрийский. О том, что худшее склонно нападать на лучшее, 28).

Существовало несколько уровней аскетизма — от скромности и умеренности в частной жизни до монастыря.

Первым и главным условием аскетизма был отказ от секса. Однако если для мужчины этого считалось вполне достаточно, то для женщины просто отказ от секса еще не означал полного аскетизма. «Жизнь пола возможна и без сексуального акта и даже гораздо более напряженная… Даже абсолютное целомудрие не только тела, но и духа, предполагает половую жизнь» (Н. А. Бердяев).

Аскетический идеал предполагал не столько отказ или уход от природы тела, сколько концентрацию усилий духа и тела на преодолении плотских влечений. Интересно сравнить такое понимание с платоновским: «Целомудрие — это умение обуздывать свои вожделения и страсти, а нет страсти сильнее Эрота» (Платон. Пир, 196 с). Христианские писатели наперебой предостерегали женщин от плотских удовольствий. В VII веке, когда христианская мораль утвердилась уже достаточно крепко, было написано: «Выслушайте, жены! Нет перед Богом ничего славнее чистоты плоти, нет ничего перед Богом злее осквернения плоти» (Антиох Стратиг, 39).

За преодолением плотских влечений и иных страстей как необходимое условие неизбежно должна была следовать внутренняя работа — совершенствование души. Важнейшим понятием здесь была незапятнанность помыслов и, разумеется, дел.

В истории церкви общепринято считать, что вплоть до IV века в течение более двух столетий существовал «древнехристианский аскетизм» как прообраз будущего монашества. В рамках этого исторического этапа выделяются истории прамонахинь — свв. Феклы, Зинаиды, Филониды, уже упоминавшейся Евдокии и др.

Св. Фекла после проповеди ап. Павла в Иконии поселилась на некой горе близ Селевкии, где жила в уединении и посте до 90-летнего возраста. Свв. Зинаида и Филонида, родственницы ап. Павла, удалились в Фиваиду и жили в пещере близ города Димитриады. Св. Параскева во II веке удалилась от мира и раздала все свое имущество. Св. Евгения, дочь наместника Александрии, знатная римлянка, во времена Коммода (161–192), дабы не видеть творящегося вокруг разврата, переоделась в мужскую одежду и удалилась в мужскую обитель. Все они, за исключением Феклы, чье убежище, по преданию, скрыла скала, были схвачены и убиты язычниками.

Немало сочинений оставили отцы церкви о христианском идеале девства. Первыми трудами такого рода стали сочинения Псевдо-Климента Римского, Тертуллиана, Климента Александрийского, Оригена. Киприан Карфагенский уже в III веке подчеркивал, что целомудренная жизнь равна ангельской. Обращаясь к девам, он восклицал: «Вы начали уже быть теми, кем мы быть еще только надеемся». Классическую форму сочинений такого рода выработал св. Мефодий Патарский (Олимпийский).

Более поздние сочинения на эту же тему оставили авторы IV века Василий Анкирский, Василий Великий, Евсевий Эмесский, Афанасий Великий, Амвросий Медиоланский, Иероним Стридонский, преп. Антоний Великий, преп. Аммон, Евагрий Понтийский и др. Особенное значение имеет ряд сочинений Иоанна Златоуста. Значительное внимание женскому аскетизму уделил в начале V века Августин Августин.

В сочинении, приписываемом св. Афанасию Александрийскому, подчеркивается: «Как через мужа оскверняется тело жены, так и мирские привязанности пачкают душу и тело… она не является чистой духом и телом» (О девстве, 2). Поэтому девы, живущие аскетически в миру, в своих семьях, чтобы не быть «запачканными», должны были вести тайную духовную жизнь, так как семья вольно или невольно задавала им определенный, часто далекий от аскетизма порядок ежедневных действий. «Дева, пусть никто не замечает подвижничества твоего, даже из близких родственников твоих. Если найдешь душу, которая может в полном единодушии с тобой утруждаться ради Бога, ей одной открой тайно делание твое, в этом нет тщеславия» (О девстве, 9).

О повседневном поведении дев сказал св. Амвросий: «Деву мне прежде всего должна обнаружить ее строгость, выражающаяся в очевидной стыдливости, тихой походке и скромном выражении лица».

Сравнивая два основных пути для женщины, св. Григорий Богослов отмечает: «В жизни возможны два состояния — супружество и девство, и одно выше и богоподобнее, но труднее и опаснее, а другое ниже, но безопаснее». Сестра св. Григория — Горгония, по его оценке, «избрала и совокупила и высоту девства, и безопасность супружества» (Григорий Богослов. Слово надгробное Горгонин).