Апельсины из Марокко - Василий Аксенов

Да, там, на Востоке, жизнь моя пойдет иначе, и я найду тамприменение своим силам и энергии. И там, возможно, я вдруг увижу высокогосветлоглазого моряка, и он долго не будет решаться подойти ко мне, а потомподойдет, познакомится, будет робеть и краснеть и по ночам сидеть под моимиокнами, а я буду совмещать работу с учебой и комсомольской работой и как-нибудьсама задам ему один важный вопрос и сама поцелую его…

– Ничего! – закричала Сима. – Я на своегоМишеньку не обижаюсь!

И я увидела в тумане, как потянулось ее большое розовоетело.

– Тьфу ты! – не выдержала я. – И как тебетолько не совестно, Серафима? Сегодня Миша, вчера Толя, и всем ты бельестираешь.

– А ты бы помолчала, Люська! – Сима, обвязанная попояс тельняшкой, подошла ко мне и уперла руки в бока. – Ты бы уж лучше нечирикала, а то вот расскажу твоему Эдику про твоего Витеньку, а твоему Витенькепро твоего Герочку, а про длинного из Петровского порта забыла?

– Да уж, Люся, ты лучше не притворяйся, –продолжала Нинка, – ты со всеми кокетничаешь, ты даже с Колей Калчановымна собрании кокетничала.

– Неправда! – воскликнула я. – Я некокетничала, а я его критиковала за внешний вид. И если тебе, Нина, нравитсяэтот стиляга Калчанов, то это не дает тебе права выдумывать. К тому же однодело кокетничать, а другое дело… белье для них стирать. У меня с мальчикамитолько товарищеские отношения. Я не виновата, что я им нравлюсь.

– А тебе разве никто не нравится, Людмила? –спросила Маруся.

– Я не для этого сюда приехала! – крикнулая. – Мальчиков и на материке полно!

Правда, я не для этого сюда приехала.

Еще с парохода я увидела на берегу много ребят, но, честноеслово, я меньше всего о них думала. Я думала тогда, что поработаю здесь,осмотрюсь и, может быть, останусь не на сезон, а подольше и, может быть,приобрету здесь хорошую специальность, ну, и немного, очень отвлеченно, думалао том высоком светлоглазом парне, который, наверное, решил, что я сумасшедшая,который исчез для меня навсегда. В тот же день вечером со мной познакомилсябурильщик Виктор Колтыга. Оказалось, что он тоже из Краснодара. Это очень былостранно, и я провела с ним целый вечер. Он очень веселый и эрудированный,только немного несобранный.

– Чего вы на меня набросились? – крикнулая. – У вас только мальчишки и на уме! Никакого самолюбия!

– Дура ты, Люська, – засмеялась Сима, – эдакты даже при своей красоте в девках останешься. Этот несобранный, другой несобранный.Чем, скажи, японец плох? И чемпион, и одевается стильно, и специальностьхорошая – радиотехник.

– Ой, да ну вас! – чуть не плача, сказала я и ушлаиз кубовой.

Довели меня эти проклятые девчонки. Я вошла в комнату истала развешивать белье. Кажется, я плакала. Может быть. Ну, что делать, еслипарни все действительно какие-то несобранные. Вместо того чтобы поговорить очем-нибудь интересном, им бы только хватать руками.

Я зацепляла прищепками лифчики и трико и чувствовала, что пощекам у меня текут слезы. Отчего я плакала? От того, что Сима сказала? Нет, дляменя это не проблема, вернее, для меня это второстепенная проблема.

Я вытерла лицо, потом подошла к тумбочке и намазала ладоникремом «Янтарь» (мажь не мажь, все равно ладошками орехи можно колоть),причесалась, губы я не мажу принципиально, вынула томик Горького и села кстолу.

Я не знаю, что это за странный был вечер: началось с того,что я чуть не заплакала, увидев Калчанова одного за углом дома. Это былостранно, мне хотелось оказать ему помощь, я была готова сделать для него все,несмотря на его подмигивания; а потом разговоры в кубовой, я не знаю, можетбыть, пар, жара и желтый свет действуют так, или сопки, синие и серебряные,выгнутые и как будто спокойные, действуют так, но мне все время хочетсясовершить что-то необычное, может быть, дикое, я еле держу себя в руках; асейчас я посмотрела на свое висящее белье – небольшая кучка, всего ничего – иснова заплакала: мне стало страшно оттого, что я такая маленькая, вот я, вотбелье, а вот тумбочка и койка, и одна-одинешенька, Бог ты мой, как далеко, ичто это за странный вечер, и тень от Калчанова на белой стене. Он бы понялменя, этот бородатый Коля, но сопки, сопки, сопки, что в них таится и на чтоони толкают? Скоро приедет Эдик, и опять разговоры о любви и хватание руками,мучение да и только, и все ребята какие-то несобранные. Я не пишу ни Вите, ниГере, ни Вале, я дрянь порядочная, и никого у меня нет, в девках останусь. Иеще, как там моя сестра со своими ребятишками? Ой! Я ревела.

Уже слышались шаги по коридору и смех девчат, и я усилиемволи взяла себя в руки. Я вытерла глаза и открыла Горького. Девочки вошли сшумом-гамом, но, увидев, что я читаю художественную литературу, стали говоритьпотише.

На счастье, мне сразу попалась хорошая цитата. Я подошла ктумбочке, вынула свой дневник и записала туда эту цитату: «Если я только длясебя, то зачем я?» Неплохая, по-моему, цитата, помогающая понять смысл жизни.

Тут я заметила, что Нинка на меня смотрит. Стоит, дурочка, всвоей вельветовой юбке, а кофточка на одном плече. Смотрит на мой дневник.Недавно она сожгла свой дневник. Перед этим приключилась история. Она оставиладневник на тумбочке, и девчата стали его читать. Дневник Нины, в общем, был интересным,но у него был крупный недостаток – там были только мелкие, личные переживания.Девчата все растрогались и поражались, какая наша Нинка умница и какой у неекрасивый слог. Особенно им понравились Нинины стихи:

Восемнадцать! Чего не бывает

В эти годы с девичьей душой,

Все нутро по любви изнывает,

Да и взгляд мой играет мечтой.

Я сказала, что, хотя стихи и хороши по рифме, все же ониузколичные и не отражают настроений нашего поколения. Девочки стали спорить сомной. Спорили мы очень шумно и вдруг заметили, что в дверях стоит Нина.

Нина, как только мы к ней повернулись, сразу разревелась ипобежала через всю комнату к столу, выхватила дневник из рук И. Р. и побежала,прижав его к груди, назад к двери. Она бежала и громко ревела.

Она сожгла свой дневник в топке титана. Я заглянула вкубовую и увидела, что она сидит прямо на полу перед топкой и смотрит, каккоробятся в огне картонные корки дневника, а промокашка на голубой шелковойленточке свисала из топки.

Сима сварила для Нины варенье из брусники, поила ее чаем, амы все в ту ночь не спали и потихоньку смотрели с кроватей, как Нина и Сима присвете ночника пьют чай и шепчутся, прижавшись друг к другу.