Чужие пространства - Евгений Гуляковский

Фиолетовый мир казался необитаемым. Во всяком случае, поблизости Степан не заметил ни сооружений, ни движения каких-нибудь крупных существ. Впрочем, он догадывался, что там, где есть растительность, наверняка не менее богат и животный мир. Так или иначе, он должен был остановиться хотя бы на время: передохнуть, пополнить запасы воды и пищи. Любая остановка в незнакомом мире связана с риском, приходилось полагаться на удачу и на интуицию. Он прислушался к фиолетовому миру внутренним слухом так, как учил его Сейрос, и не услышал ничего враждебного. Злобу и боль других существ он смог бы почувствовать на значительном расстоянии. Этот мир молчал.

Неподалеку плескалось озерцо фиолетовой и с виду очень чистой воды. С риском для жизни ему предстояло выяснить, годится ли она для питья.

У самого горизонта, там, где висело вечернее фиолетовое солнце, можно было рассмотреть конус одинокой вершины. Сейчас свет мешал, но утром, если, конечно, местное солнце всходит с противоположной стороны и если здесь вообще бывает утро, он сможет лучше рассмотреть гору.

Ему понравилось, что параллелепипед, торчащий посреди равнинной местности, до сих пор не привлек к себе ничьего внимания. Вокруг не было ни следов, ни тропинок.

Только теперь, позволив себе немного расслабиться, оп почувствовал, как сильно устал. Город насекомых казался ему сейчас далеким и нереальным ночным кошмаром.

Хотелось есть, но еще сильнее — пить. Прошло уже несколько часов с тех пор, как в его сушеной тыкве кончился последний глоток воды.

Корни местных растений оказались съедобными, а вода — вкусной и прохладной. Это была благодатная планета. Может быть, самая благодатная из тех, что попадались ему за долгие дни скитаний. Дни? А может быть, тысячелетия? Он не знал.

Время для него потеряло привычный смысл.

Впервые с начала своего путешествия он забыл про осторожность. Он устал бежать и прятаться. Как только солнце коснулось горизонта, он зарылся в теплый мягкий песок и заснул без всяких сновидений, как засыпают люди в конце долгого пути, когда трудная дорога осталась позади.

С рассветом Степан проснулся от тишины. Он спал мертвецким сном и в первую минуту не сообразил, что ночь уже прошла, а фиолетовое солнце вновь высоко стоит над горизонтом.

Вокруг простиралась однообразная песчаная равнина, поросшая редкой растительностью. Лишь на западе, освещенная теперь лучами восходящего солнца, сияла вершина горы. Степану ее блеск показался излишне ярким. Дымка мешала рассмотреть подробности, но снега там не было. Откуда же тогда такой блеск?

Степан решил подойти к горе поближе. Торопиться в этом мире было абсолютно некуда. Он чувствовал себя так, словно время остановилось, словно впереди у него тысячелетия и ему ничего не стоит пройти всю эту планету пешком по экватору.

Если она ему не понравится — он найдет другую. Он чувствовал себя властелином пространства. Звездные переходы между мирами открывали перед ним невиданные возможности. Только одно его огорчало: он не мог управлять этим движением; мир, из которого он уходил, утрачивался для него навсегда. Вернуться было уже невозможно. И никто не смог бы предсказать, куда занесет его следующий переход… Теперь вряд ли он решится на него слишком быстро. Планета ему нравилась.

Когда по прошествии двух часов равномерной неторопливой ходьбы он обернулся, параллелепипеда почти уже не было видно. Он сливался с горизонтом.

Заблудиться в этой плоской, как тарелка, степи казалось невозможным. Надо было лишь не забывать время от времени ориентироваться по солнцу и по вершине горы.

Гора оказалась гораздо дальше, чем он предполагал вначале. Прозрачный фиолетовый воздух скрадывал расстояния. Лишь на третий день пути вершина несколько приблизилась.

За одну ночь воздух стал вдруг прозрачен, как кристалл, и он увидел перед собой гору, словно нарисованную неведомым художником на фиолетовом полотнище неба.

Линии горы казались слишком правильными для естественного природного образования, а склоны покрывали круглые цветные пятна. Они чередовались в какой-то вполне определенной последовательности. Степан всматривался в них, пока у него не зарябило в глазах, а высоко поднявшееся солнце вновь не наполнило степь дымкой испарений.

Впервые с того дня, когда он начал свой путь к подножию горы, Степан засомневался, стоит ли идти дальше. На необитаемых пустынных планетах не должно быть гор с четкими геометрическими очертаниями, покрытых мозаикой цветных пятен.

Что же делать? Снова нырнуть в черную неизвестность параллелепипеда? А что изменится в новом мире? Где гарантия, что и там его не будут поджидать те же самые опасности? Если его враги имеют возможность следить за его передвижениями, они найдут его в любом месте. Тогда рано или поздно придется столкнуться с ними лицом к лицу. Почему бы не сделать этого сейчас? По крайней мере, он мог бы подойти к горе поближе и узнать, что собой представляют таинственные цветные пятна. В конце концов, у него ведь была всего одна надежда, один-единственный шанс — найти среди чужих мертвых и враждебных миров жизнь мудрую и сильную, разум, способный понять и помочь. Что, если он скрывается именно здесь, в двух шагах, за крутыми склонами пирамиды? Что, если к нему надо всего лишь протянуть руку, а он вместо этого повернет назад?..

Свобода выбора скрывает за собой выигрыш или полное поражение — редко первое, гораздо чаще второе; и тем не менее, кто не рискует — вообще никогда не выигрывает.

Он почти чувствовал, почти знал, что за цветными стенами скрывается что-то враждебное, нечто, готовое использовать его разум и тело в своих собственных целях, и тем не менее шел к пирамиде.

На следующее утро Степан окончательно понял, что гора представляет собой искусственное сооружение, сложенное из гигантских цветных шаров.

Она возвышалась перед ним во всей своей нелепой очевидности. Абсолютно правильная геометрическая форма каждого шара не оставляла место сомнениям в их искусственном происхождении.

Цвета были подобраны так, что одинаковые оттенки нигде не соприкасались.

Розовый шар соседствовал с зеленым, желтым, синим, красным. Во втором ряду его место занимал уже шар другого цвета. Оттенков было множество. Каждый шар в поперечнике был не меньше шести метров. С расстояния, где стоял Степан, нельзя было точно определить размеры отдельных шаров, зато размеры всего сооружения подавляли своим могуществом и отсутствием видимой целесообразности. Какой-то сумасшедший великан выложил посреди степи эту пирамиду-игрушку, выложил аккуратно, потратив на эту работу всю жизнь…

Только в одном ряду Степан насчитал не меньше пятидесяти шаров, сбился со счета, и сколько бы раз ни повторял попытки, у него все время получались разные числа.

Очевидно, мешали яркие контрастные цвета соседних шаров, от которых рябило в глазах. На самом верху, на четырех шарах основания, покоился один металлический, ярко сверкавший на солнце шар. От подошвы до него было не менее трехсот метров.