Лис, который хотел меня съесть, но... - Аделина Камински

Лис, какой же ты… редкостный… Не знаю, какое бы словцо тебе подобрать «поласковее». Чтобы все свои чувства в него вложить.

— Я дам тебе с собой еще кое-какие вещи, — встала Прах из-за стола и вновь вышла в соседнюю комнату.

А вещи, которые она вынесла в корзинке, придутся мне очень и очень кстати. Простенькие босоножки из кожи, которые я сразу же обула, несколько комплектов нижнего белья, мыло с мочалкой и схематичная карта окрестностей.

— Живем мы друг от друга недалеко, — пояснила Прах, как только я из любопытства решила развернуть скрученную в рулон карту. — Я отметила там все дома: мой терем, нору, норку, логово и берлогу. Если появится острая нужда в воде, то колодец у нас в самом центре. Медведь вырыл. Он у нас мастер на все руки. Хотя, если ты живешь с Лисом… если ты… — замялась девушка и взгляд ее заволокло дымкой печали. — В общем, у него всегда есть запасы воды, так что не переживай. И еще, — губы ее расплылись в полуулыбке. — Раз уж теперь мы вдвоем следим за сворой мальчишек, то помни вот о чем. Лису нельзя питаться одним мясом, Зайцу — одной зеленью. Волк не должен слишком много времени проводить в стае, а Медведь — спать больше двенадцати часов в сутки. Я не говорю, что с каждым ты обязана наладить контакт, но… на всякий случай. Им важно не утратить последнюю человечность.

— Я поняла, — кивнула я, сворачивая карту и убирая ее в корзинку. Красную шапку бы мне и вполне сошла бы за местную.

— Как только мир даст тебе первые подсказки касательно твоей судьбы, возвращайся. И мы подумаем, что делать дальше.

— Хорошо. Так и сделаю.

Развернулась, направилась к двери, опустив взгляд.

А пол-то под ногами посыпан… пеплом. Любезная хозяйка этого теремка и любительница малины тоже обращается. Вот только вместо ушей и хвоста оставляет за собой дорожку из собственного праха.

Что же… что же будет со мной?..

На крыльцо я вышла белая, как полотно. Чувствовала, как кровь отлила от моего лица, голова закружилась, а к горлу подступила противная тошнота.

Нет, нет, нет… Нет!

Обхватила себя руками, присела на корточки и зажмурилась.

Я — это я. Это мое тело, моя жизнь, мое всё. Я никому не дам забрать у меня себя, потому что… потому что нет у меня ничего, ценнее собственной жизни, пусть и непутевая она совсем. Китайца забирайте, но только не меня.

Не знаю, сколько еще просидела в приступе паники. Ноги не хотели идти дальше, а страшные мысли не имели никакого желания отступать.

Лис. Это всё его лап дело. Он затащил меня на заклание только потому, что так ему захотелось. А мне вдруг очень захотелось дать в наглую рыжую морду. Аж костяшки зачесались. Ты меня, значит, морально сломать собрался, ну а я долго ждать не буду. Я тебя и физически могу постараться. Хотя бы нос!

Мысли эти вернули меня в реальность. Жизнь вновь налилась сочными красками, а выделившийся адреналин отогнал предобморочное состояние.

Вскочила, сжала плетеную корзинку в руках, как оружие массового поражения, медленно спустилась с ажурного крыльца. Осмотрелась, проанализировав обстановку.

Совсем недавно ушастый валялся на дереве за домом, теперь караулил меня возле самой калитки. Сломать нос или надрать уши? Нос или уши? Нос или?..

Однако ноги в этот раз опять решали все быстрее, чем я думала, и до цели уже добрались.

— О, а я тут… это… мимо проходил, — сразу же солгал рыжий, как только калитка захлопнулась за моей спиной.

— Мимо лежал? — злобно прищурилась я.

— Ты чего такая злая?

— Я?! Злая?! — окончательно вышла я из себя и уже замахнулась, чтобы сделать один коронный и похоронный, но тяжелая ладонь Лиса опустилась на мою макушку, а сам он отступил от меня на шаг. Всё, что мне оставалось — нелепо махать кулаками в воздухе перед физиономией похитителя.

— Знал бы, что ты такая агрессивная — оставил бы там, где взял, — обреченно помотал мужчина головой.

— Уже поздно! Поздно! — закричала я, но это было последнее, на что у меня оставались силы. И моральные, и физические.

Ноги подкосились. Оборотень успел подхватить меня до того, как тело мое достигло земли, но мне было как-то всё равно. Пусть уходит или остается. Пусть ломает или залатывает раны. Я обречена. Мы обречены.

— Уходи, уходи… — эти слова были первыми, которые я произнесла, едва шевеля пересохшими губами.

Во рту тоже было совсем сухо, и я закашляла. Громко, хрипло, но сразу после приступа к губам подставили кружку, которую я осушила до дна.

— Уходи, уходи, ты… — повторила, сминая руками влажную простынь.

Пот катился с моих висков градом, впитываясь в подушку. Рано или поздно за подавление истерики приходится платить, вот организм и потребовал плату. Лихорадило так, что даже под одеялом чувствовала себя, как в холодильнике.

— Не говори такие вещи, — краем сознания услышала я упрек. — Не говори. Пожалуйста.

Напряженная физиономия Лиса нависла над моим лицом, а руки его заняли место по бокам моей головы, упершись в подушку.

— Зачем? — прошептала я. — Зачем ты… зачем затащил меня сюда?

Была готова провалиться в небытье снова, но держалась из последних сил. Только ради того, чтобы послушать, что же мне ответят. На этот раз ложью ему не отделаться. Я знаю, я чувствую его ложь. Мы так мало знакомы, а я уже вижу этого мужчину насквозь.

— Ты бы снова исчезла! — повысил голос рыжий. — Я не мог допустить этого! Я же так долго ждал! Да я… я в твоем доме проводил времени больше, чем в норе!

Кажется, наконец-то задела его за живое, потому что сейчас, несмотря на ужасное состояние, не могла не заметить, с какой искренностью слова вырывались из Лиса неуправляемым потоком. Чуть на фальцет не срывался, а глаза горели двумя огромными изумрудами, посверкивая в полумраке комнаты.

— Ты же стала для меня всем! Всем. Твой голос, твой запах, ты вся! И жажда жизни… она целиком сосредоточилась на тебе… — Он уткнулся носом в мою шею и глубоко вдохнул, а меня опять бросило в жар. Тот самый жар, от которого страшно знобит. — Когда я попал сюда, я думал, что нахожусь в кошмаре. Что когда-нибудь проснусь в своем доме, в своей постели, а на кухне пахнет маминой стряпней. Но с каждым днем надежда гасла и гасла. Мне нельзя было вернуться домой. Нельзя было покинуть это место надолго. Но ты…

Кончик его носа ласково потерся о мою кожу, а длинные пальцы коснулись моих спутанных влажных волос.

— …ты не считала меня проклятым. Ты играла со мной и смеялась, ругала, гладила. Рассказывала обо всем и ни о чем, жаловалась мне, но никогда не показывала слабости. Никогда не пыталась отогнать меня, кормила, поила из собственных рук. Ты приручила меня, а потом… а потом бросила. И меня чуть не разорвало. Изнутри. Когда я понял, что тебя больше нет. Ни твоего голоса, ни твоего запаха… ничего нет. — Оборотень судорожно вздохнул, вжался в меня еще сильнее, а рука, лежащая на моих волосах, ощутимо задрожала. — Сначала мне было очень больно. А потом я тебя возненавидел. Я жаждал, что когда-нибудь обязательно отомщу тебе. Как только почую, как только увижу, так сразу и отомщу. Лето сменялось осенью, осень — зимой, зима — весной, а я вынашивал свои планы. Думал, что разорву тебя в клочья. Сразу. Не выдержу. Но когда…