Неправильный Дойл - Роберт Джирарди

– Оставайся там, где лежишь, – сказала Мегги, входя в комнату. На ней был черный топ на бретелях с героем японского мультика и белые джинсы, такие узкие, что между бедер образовались соблазнительные складочки. Она держала мятый тюбик обезболивающей мази «Бен-Гей» с таким видом, что это выглядело почти пошло. – Хочешь, я тебя намажу?

Дойл поймал себя на мысли, что у нее красивые руки, мягкие, в меру накачанные. Он задумался над ее предложением – сильные руки Мегги массируют его тело – и почувствовал стеснительное движение в трусах.

– Нет, спасибо, – решительно заявил он. – Я справлюсь сам.

– Ладно, – пожала плечами Мегги, кинула тюбик на постель, вильнула бедром и вышла из комнаты. Дойл посмотрел ей вслед и едва удержался от того, чтобы вернуть ее. Через минуту он дотянулся до тюбика, выдавил каплю «Бен-Гея» и втер мазь в воспаленные мышцы плеч, спины и ног. Сначала он почувствовал холод, потом жар. Он осторожно лег, блестя, как очищенный лук, и позволил целебному теплу проникнуть в напряженную плоть. Через пару минут он заснул и увидел новую версию часто повторяющегося сна, который преследовал его с ранней юности. В этом сне всегда был ураган Ава и «Смеющийся Дебидивон», тонущий в бушующем море неподалеку от Пламмет-Пойнт. Над его носом вздымались ужасные черные волны. Отец Дойла, Джек, улыбался, держа в руке огромную королевскую макрель. Он пытался сражаться с бурей, стоя у штурвала, но это было бесполезно – вот-вот все закончится. Сам Дойл парил где-то над плечом отца, заключенный в гигантское водонепроницаемое прозрачное яйцо.

– Самое главное – выстоять, – кричал отец сквозь рев волн. – При таком ветре это твой единственный шанс!

Дойлу было страшно, но отец казался счастливым. Он смеялся, когда последняя громадная волна накрыла его и он погрузился в воду вместе с обломками корабля. В безопасности, в своем пузыре-яйце, Дойл последовал в темноту устричной отмели за светящимся, как луна, лицом отца.

– Помни, – донеслось до него, – что бы ни случилось, ты должен бороться до самого дна. – И отец исчез, оставив Дойла одного в глубине, населенной угрями.

Через мгновение пузырь-яйцо треснул и в него хлынула темная вода. Он стал задыхаться, и вдруг потоки воды оказались длинными спутанными прядями женских волос. Потом они исчезли, возникли красные вспышки и грохот. Дойл проснулся. Его сердце бешено колотилось. Через окно проникал оранжевый отблеск огня. Комната наполнилась черным дымом, послышались громкие выстрелы из крупнокалиберного ружья: «крак», «крак», «крак». Бросившись на пол, он выполз из комнаты, прополз в холл, дыша тонким слоем воздуха под дымом, нащупал руками верхнюю ступеньку, потерял равновесие и съехал по лестнице вниз головой. Там он поднялся и толкнул дверь плечом: она распахнулась, и он ввалился в бар, пустой и зловеще спокойный, освещенный электрическими огнями. Из музыкального автомата пел Мелвин Титер: «Привет вам, стены, как дела сегодня…»

Горю, пришла в голову Дойла нелепая мысль. Цепляясь за столы, он добрался до двери-ширмы и прыгнул через крыльцо прямо на дробленые ракушки, устилающие место парковки. Легкие разрывались. Он рухнул у ржавого бока дядиного «кадиллака» и закашлялся. Когда ему наконец удалось свободно вздохнуть, он вскочил и побежал в направлении красного отблеска с той стороны ресторана, которая примыкала к площадке для гольфа. Огонь поднимался из мусорного бака, прислоненного к стене прямо под его окном. Языки пламени ползли к крыше. Издалека доносился резкий вой сирен, который приближался из города по Бич-роуд.

С песчаной полосы вдоль дороги без особого беспокойства за пожаром наблюдали четверо или пятеро завсегдатаев бара, держа в руках бутылки с пивом. Дойл знал одного из них еще со времен Бака и подбежал к нему. Это был морщинистый старик, которого все звали Вуном.

– Где Мегги? – закричал он. – С ней все в порядке?

Вун окинул его мутным взглядом из-под острого козырька рыбацкой фуражки и ничего не ответил. Потом его глаза остановились на испанских шелковых трусах Дойла, с розовыми сердечками.

– Какие у тебя модные трусы, – сказал он так, словно они просто стояли вечерком на свежем воздухе, болтая и потягивая пиво, и не было никакого пожара.

Вдруг воздух разорвал громкий выстрел над площадкой для гольфа. Дойл повернулся в ту сторону и увидел, как белые плечи Мегги вырисовываются на фоне стен Маракайбо. У нее в руках было ружье, и она стреляла в темноту в направлении защитного ограждения и деревьев.

– Она засекла там какого-то ублюдка, – сказал Вун.

– Ублюдка, который устроил пожар, – добавил другой завсегдатай. Это был старый пьяница, которого другие посетители по вполне понятным причинам прозвали Рыбий Глаз. Он околачивался в баре еще со времен первого срока Эйзенхауэра.

– Крутая девчонка эта Мегги, – сказал Вун.

– И стреляет здорово, – добавил Рыбий Глаз. Дойл не дослушал. Он побежал по площадке через ворота в виде разинутого рта черепа к редуту Мегги, стараясь не обращать внимания на острые края ракушечника, которым была усыпана дорожка, впивающегося в его босые ноги. Срезал через лагуну, поднырнул под бушприт пиратского галеона, схватился за дуло одной из бревенчатых пушек, прыгнул и очутился у Мегги за спиной. Она резко развернулась и подняла ружье, вставляя патрон быстрым отработанным движением.

– Эй, – сказал Дойл, отступая. – Это я.

Она нахмурилась и отвернулась именно тогда, когда из-за тонущего торгового судна выскочила темная фигура и начала карабкаться по цепному ограждению.

– Попался, сволочь! – завопила она, метнула взгляд профессионального стрелка и аккуратно навела длинный ствол на цель. Дойл ударил ее по руке как раз в тот момент, когда она нажимала на курок. Пуля ушла в сторону. Темная фигура перепрыгнула через ограждение и исчезла в сумраке леса.

Мегги зарычала от злобы, швырнула ружье и бросилась на Дойла, колотя его кулаками в грудь, но он схватил ее за запястья и прижал спиной к гипсовой стене с бойницами. Она яростно боролась, осыпая его проклятиями, но Дойл был сильнее. Несколько секунд они стояли, тяжело дыша, нос к носу. Дойл чувствовал запах пива и сигарет, исходящий от нее, чувствовал ее напряженные от усилия мышцы.

– Я только что удержал тебя от кучи дерьма, – сказал он. – Ты это понимаешь? Ты могла убить его.

Потом он отпустил ее и отступил.

– Пошел ты, – сказала Мегги. – Этот сукин сын пытался нас поджарить. Он…

Ее слова утонули в реве сирен пожарных машин, въехавших на парковку. Из них выгружались пожарные-добровольцы в касках, защитных ботинках и длинных прорезиненных плащах. Дойл с Мегги наблюдали за шумной сценой, которая разворачивалась внизу.

– Я только что вспомнила кое-что, – громко произнесла Мегги. – У нас нет пожарного крана.

– Ты уверена? – спросил Дойл, чувствуя, как замирает сердце.

– Это национальный заповедник, приятель, – сказала она. – Кранов здесь нет.

– Если так, – сказал Дойл, – нам конец.