Миллион на три не делится - Анна и Сергей Литвиновы

– А ну, пшла вон отсюда, – выпаливает Марина.

Ну и дурацкий же сон ей снится! Но гостья на нее – ноль внимания. Подгребает к Костьке (бедрами, зараза, так и трясет!), преклоняет пред ним колени. Ее коса – густая, дрянь! – волочится по полу.

– Что вам угодно, мой повелитель?

Марина хочет вскочить с кровати, но у нее не получается, ее к ней будто приклеили. А Костик меж тем принимает девахин поцелуй и вежливо спрашивает:

– Девушка, вам кого?

– Как кого? Вас, – хлопает бесстыжими зенками она. – Я теперь ваша собственность.

Современное, не сказочное слово «собственность» режет Марине ухо. Она презрительно говорит:

– Под царевну-лягушку косишь, шалава?!

Девка по-прежнему на нее фунт презрения. Пялится на Костика, как на бога, приговаривает мягким речитативом:

– Господину угодно массаж? Или ванну с розовым маслом? Может быть, ужин, чай? – Она понижает голос и интимно добавляет: – Или желаете – меня?..

А Костька, гад, пялится ей на сиськи и благостно внимает!

– Так, а ну пошли вон отсюда! Оба! – рявкает Марина.

Девица слушается. Она встает с колен, протягивает Косте холеную белую руку… Он, млея, подхватывает ее под локоток… Стукнула дверь. Ушли… За окном по-прежнему бесится ветер. Марина щиплет себя за ладонь: проснись, проснись скорее! Но не выходит. Все остается по-прежнему: и свет в комнате, и пустая Костина кровать, и даже его забытые пляжные шлепки… И тогда Марина оборачивается к стене и начинает горько плакать.

* * *

Проснулась Марина поздно. Ни следа вчерашнего шторма. В окна ломится солнце, нахально чирикают воробьи.

– Костька… Кость… – говорит она, не раскрывая глаз. – А какой мне дурацкий сон снился…

Ответа нет. Марина подскакивает на кровати. Постель Кости пуста, и его одинокий шлепок из вчерашнего сна застыл на том же самом месте. А в комнате до сих пор горит электрический свет.

– Что за чушь… – бормочет Марина.

Торопливо накидывает халат, бросается во двор… Костик босиком колдует над электрической плиткой, бьет в сковородку яйца. Она бежит к нему, не разбирая дороги, топча хозяйкины цветы. Обнимает, утыкается носом в крепкое плечо:

– Костик, милый! Ты тут!

Он удивленно откликается:

– А где же мне быть?

Отстраняется, солит свою яичницу, предлагает:

– Ты завтракать будешь?

Марина радостно, чуть не плача, шепчет:

– Буду, конечно, буду! Ты только подожди, я сейчас тебе кофе сварю. А хочешь, гренок пожарю? С молоком, сахаром, знаешь, какие вкусные?!

– Чего это с тобой? – не понимает он.

Яичница на сковородке подгорает и разъяренно шипит.

– Уйди, уйди, Костян. Я дожарю, – торопливо говорит Марина.

– Да ты не умеешь! – улыбается Костя.

– Умею! – решительно отвечает она. И твердым шепотом добавляет: – А не умею – так научусь.

* * *

Освоить яичницу, гренки и кашу оказалось совсем не сложно. И даже забавно. Кухонная наука – это вам не скучное шитво, здесь и пофантазировать можно, и эксперименты поставить. В конце концов, и царевны должны уметь готовить! Добавляешь в яичницу болгарский перчик, помидорчики, кинзу – вот тебе и испанский колорит, Костик аж урчит от восторга. А как кардинально улучшаются гренки, если посыпать их домашним овечьим сыром! Марина даже сметанник собственноручно испекла, хотя Костя пугал, что выпечка – это высшая стадия кулинарного искусства. Но у Марины пирог с первого раза вышел что надо: и взошел, и пропекся, и не подгорел.

Костик долго не верил в сказочное превращение Марины-лентяйки в Марину-хозяйку. Смотрел на нее подозрительно, ждал подвоха. Но, как и все мужики, к хорошему вскоре привык. И когда Марина, подвязанная кокетливым фартучком, плюхала перед ним блюдо с аппетитными гренками и подносила кофе, его плечи расправлялись от важности…

Отпуск продолжался. Днями пропадали на пляже, вечерами – по дискотекам и ресторанчикам. Марина изменилась и в светской жизни. Костя только глазами хлопал, когда вместо безапелляционного «купи два бочкарева» она ласково спрашивала:

– Костюш, я б «бочкарева» выпила… А ты какое пиво хочешь?

Или:

– Ой, из «Титаника» песня… Может быть, потанцуем?

– Что с тобой стало, Маришка? – недоумевал Костя. – Ты такая мягкая стала, ласковая…

– Тебе не нравится? – кокетливо улыбалась она.

– Что ты! Тебе это очень идет…

Он подозрительно взглядывал на ее довольное, разглаженное лицо и добавлял:

– Может… ты того, залетела?

Она хохотала:

– Не дождешься!

И добавляла тихо:

– А может быть, и дождешься. Через годик-другой…

Костя кивал:

– Согласен. Через два года нам по двадцать пять будет. Самое время для первенца.

«Вечно ты со своими планами-графиками», – раздраженно думала Марина. Но молчала. Она больше не станет его подкалывать, не станет с ним спорить. Потому что дурацкий, явственный, остро-правдивый сон про царевну-лягушку никак не идет из головы…

В последний день отпуска они проторчали на пляже с двенадцати до пяти, в самое жаркое время. Марина пряталась от солнца то в море, то под зонтиком, а Костя, решивший увезти с юга эксклюзивный загар, отчаянно обгорел. О прощальном походе в ресторан пришлось забыть. Костя еле добрел до дома и рухнул в постель. Марина мазала его кефиром и прикладывала ко лбу прохладное полотенце. Но все равно у Кости поднялась температура, кожа заполыхала красными пятнами, он лежал грустный и тихонько постанывал. Марина напоила его чаем со льдом, сунула таблеточку аспирина… И решила: домашние средства здесь не помогут. Косте нужен крем от солнечных ожогов. И она его достанет. Чего бы это ей ни стоило.

В ближнем к дому сельпо о подобных кремах даже не слыхивали. Но одна из покупательниц вошла в положение, напрягла извилины и отправила Марину в центр поселка, к рынку: там, кажется, целый лоток со всякими кремами есть.

Марина бодро прошествовала через Абрикосовку и без труда отыскала на рыночной площади палатку, украшенную крупной вывеской: «ОЖОГАМ ОТ СОЛНЦА – БОЙ!» Отлично, цивилизация, оказывается, докатилась и до Абрикосовки. И французские кремы есть, и польские, и даже эмульсия нового поколения, где-то она про нее читала, что ожоги заживают в момент.

– Мне «Эвелину», и «Амбр Солер», и…

Она подняла глаза на продавщицу и ойкнула.

За лотком стояла царевна-лягушка! Только уже без кокошника и без роскошной косы. Обычные, выжженные югом патлы и довольно-таки толстоватые ноги, обтянутые мини-юбчонкой. И громадные сиськи, так и лезут наружу из-под грошовой маечки. Вот уродина!