Три позы Казановы - Юрий Поляков

Все эти воспоминания пронеслись в моём сознании за мгновение, и я изобразил восторг узнавания:

– Боже мой, Белла Викторовна! Сколько лет, сколько зим…

– Да, Димочка… А какая в тот год была зима! Теперь таких не бывает! – вздохнула она.

– Как семья? – осторожно спросил я её.

– Нормально. Петя – генерал. Пенсионер. Сидит на даче. Подагра.

– Какой Петя? Значит, они помирились? – изумился Кокотов.

– Разумеется! Я позвонил ей ровно через месяц после нашего безумия.

– Почему через месяц?

– Так она просила. Сказала: должна осознать, что с нами произошло, ведь такое с ней впервые! Я позвонил, и Белла сообщила, что свадьбу сыграли в назначенный день и что она очень счастлива!

– Так значит… – начал догадываться Андрей Львович.

– Ну конечно, мой наивный соавтор, всю эту ссору она специально разыграла, чтобы поближе познакомиться со мной: не каждый день случается заполучить в объятия запрещённого режиссёра! Я так понимаю, она просто решила сделать себе подарок, прежде чем выйти за своего офицерика, верного и надёжного, как советская противоракетная оборона.

Мы посмеялись с Беллой Викторовной над тем давним приключением и обменялись особенными взглядами… Мол, если бы всё можно было вернуть назад, мы, конечно, не расстались бы, нет, а пробезумствовали по крайней мере ещё одну ночь, даже две… Прощаясь, она сказала, что, конечно, даст мне денег на фильм, завизировала мою заявку, даже позвонила в профильное управление, чтобы зарезервировали средства. Я возликовал. Нашёл отличного соавтора, молодого, талантливого. Но за неделю до того, как должны были утвердить смету на коллегии Минкульта, произошла катастрофа: Беллу ограбили…

– И убили? – похолодел Андрей Львович.

– Лучше бы убили… – вздохнул Жарынин. – Пользуясь её светлой памятью, я бы сумел вырвать деньги на картину. Увы, увы… Она была в загранкомандировке, а Петя на даче читал Блока. Воры залезли в их городскую квартиру и вычистили всё. Белла вернулась и тут же подала в милицию заявление, приложив список похищенного – в основном ювелирных изделий. Кто-то из ментов слил информацию «Коммивояжёру», и там опубликовали список украденного. Номер вышел в тот день с восемью дополнительными полосами, где перечислялись спёртые сокровища. Начался скандал: мол, откуда столько ювелирки у скромной чиновницы? Пошли разоблачительные статьи. Одна, помню, называлась «Грязное брюльё Беллы Ивановой». Неплохо, да? И ей пришлось уйти в отставку. Продав цацки, что были на ней во время командировки, она купила небольшое поместье на Корсике и навсегда уехала из проклятой России вместе с отставным генералом Петей. Больше я её не видел. И денег, конечно, никаких на фильм не получил.

Вот такая грустная история, Кокотов. Записали?

У нас в доме, в первом подъезде на четвёртом этаже, жила молодая семейная пара, офицер-танкист и учительница. Его звали Павел, её – Анфиса Андреевна. Учительниц всегда, знаете, по имени-отчеству величают. Анфиса была хороша! Молодую Мирошниченко чем-то напоминала. Любил её муж без памяти: вечно с цветами, тортами, духами – как жених. Знали они друг друга со школы, познакомились на городской олимпиаде по математике. Так вот, день знакомства, 25 января, был у них самым главным праздником. В этот день Павел всегда тащил жене такой огромный букет, что еле в лифт с ним помещался. Сын у них рос, Миша – отличник. Офицерам в ту пору, при Грачёве, тяжко жилось-зарплата копеечная, да и ту месяцами не выдавали. Но Павел смышлёный оказался мужик и вот что придумал: он в своих танковых мастерских иномарки ремонтировал и неплохо зарабатывал. У меня тогда «Тойота» была, и разбил я её вдрызг. Так он мне тачку как новенькую собрал. Мастер! Сколько раз ему говорил: «Паша, бросай ты службу! Гиблое дело! Пока у нас президент-белобилетник, ничего хорошего в армии не будет. Открой автосервис: озолотишься!» А он мне: «Я потомственный офицер. Мой прадед Шипку брал! Всё скоро переменится, Россия без хорошей армии долго не сможет!»

А тут как раз война с Чечнёй. Его танковый батальон на Грозный бросили. Последний раз он жене позвонил под Новый год, мол, завтра возьмём город. Скоро приеду. Жди! Люблю. Береги сына! А потом пришли из военкомата, глаза прячут… В общем, погиб во время новогоднего штурма Грозного. Тогда этот баран Грачёв танки без прикрытия на улицы загнал – их и пожгли. Павел, сказали, сгорел в броне без остатка. Мол, извините, можем дать лишь какой-нибудь символический пепел. Вручили урну, напоминающую кубок школьной спартакиады. Да ещё и место под могилу выделили чёрт-те где – возле Домодедова. Кладбище огромное, ямы экскаватором роют. Сунули урночку в мёрзлую землю, стрельнули в небо – и разошлись.

Как же Анфиса убивалась, как убивалась! Если бы не сын, может, что-нибудь с собой и сделала. Месяц вообще лежала не вставая. Моя Маргарита Ефимовна от неё не отходила, нянчилась с ней, как с маленькой. Потом вдруг Анфиса вскочила, глаза горят, кричит: «Не верю! Мы не его похоронили. Я чувствую!» Оставила сына соседям, помчалась в Ростов-на-Дону, там на запасных путях в вагонах-рефрижераторах неопознанные останки хранились. Что уж она там увидела, не знаю, но вернулась покорная, снова пошла на работу в школу. В общем, успокоилась, притихла, стала жить… А через год у нас новый дворник появился. Поселился он, как и прежний, умерший от пьянства, в пристроечке к котельной. Мужик был сильно пострадавший: руки обожжены, а лицо… Помните, как у Ющенки рожа перед выборами изволдырилась?

– Ещё бы! – кивнул Кокотов.

– Так вот, у нового дворника куда хуже. Ни волосинки на черепе – одни струпья фиолетовые. Чистый Фредди Крюгер! Голоса тоже нет – связки сожжены. Не говорил – хрипел, не сразу и разберёшь. Да и по мужской части он, судя по всему, что-то там утратил. Кое-как объяснил: с Кузбасса, в шахте обгорел, когда метан рванул. Дворником инвалид хорошим оказался: не пил, территорию в чистоте содержал, пацанам свистульки из жести вырезал, в сантехнике неплохо разбирался, ремонтировал лучше и дешевле, чем вся эта пьянь из домоуправления. Сначала из-за внешнего вида его приглашать в квартиры побаивались, а потом привыкли: руки хоть и страшные, обгоревшие, а золотые. Была у него, правда, одна особенность: как свободная минутка выдастся, сядет на скамейку возле своей каморки и смотрит на дверь первого подъезда. Смотрит, смотрит, смотрит…

А с Анфисой Андреевной стало тем временем происходить что-то странное: однажды она вошла в лифт и чуть не упала в обморок, потому что уловила отчётливый запах своего погибшего мужа. Потом вдруг 25 января нашла на пороге огромный букет цветов. С ней истерика! Мы стали успокаивать, мол, это кто-то из однополчан покойного решил сюрприз сделать – все ведь знали, как Павел её любил. Но с ней всё-таки нервный срыв случился: боялась из дому выйти, везде ей запах покойного мужа чудился… Посовещались мы по-соседски и нашли хорошего психотерапевта, видного мужчину лет сорока. Стал он к ней ходить: гипноз, анализ страхов, угнетённая женская чувственность, сознание-подсознание, либидо-подлибидо, разговоры о потаённом детстве и всё такое прочее… Сперва он с ней, как положено, ровно час занимался, минута в минуту. Потом стал задерживаться, чаёвничать. Затем с пакетами магазинными начал появляться – она ведь вообще из дому не выходила от страха. Атам глядим: уже и Мишку из школы за руку ведёт. Раньше-то пацана мы по очереди забирали…