Проклятое наследство - Татьяна Корсакова

Про свои изыскания она рассказала Мише на втором месяце знакомства, и как-то так получилось, что он взялся ей помогать. Надо сказать, что помощник из него получился очень хороший. Было у него то, чего недоставало Анне – опыт, знания и необходимые знакомства. Первым делом Миша навел справки об Августе Берге. Оказалось, что, несмотря на давнее отшельничество Берга, в архитектурном сообществе столицы его помнят и чтят, хоть и считают изрядным чудаком. Оказалось, что свой след он оставил не только в Петербурге и Чернокаменске, но и в Перми. Вот о пермском периоде его жизни информации оказалось как раз больше всего. Мише удалось даже раздобыть старый архитектурный альманах с фотографиями спроектированных Августом Бергом зданий. Среди прочих снимков там нашлись снимки башен. Одна из них, водонапорная, была кряжистой и массивной, поражала воображение этакой средневековой грубой монументальностью. Даже не верилось, что построили ее не для украшения города, а всего лишь для снабжения водой Чернокаменского железоделательного завода. Вторая, часовая, белоснежная, словно сделанная из кружева, тянулась к небу, упиралась остроконечной верхушкой в самые облака.

– Там еще есть фигуры. – Миша ласково погладил снимок. – Бронзовые фигуры дамы, рыцаря и дракона. Говорят, если завести специальный механизм, эти персонажи приходят в движение и появляются в окнах смотровой площадки.

Дама, рыцарь и дракон… Должно быть, это очень красиво и загадочно. Должно быть, создавший их человек – личность незаурядная. Жив ли мастер Берг?

Пожалуй, этот вопрос интересовал Анну больше всего. И Миша ответил на него утвердительно. Для этого ему пришлось связаться со своим бывшим однокурсником в Екатеринбурге, а тому с кем-то в Перми. Вот так, по цепочке, до Анны и доходили бесценные сведения. Теперь благодаря Мише она точно знала, что лесное озеро с островом – это не плод ее детских фантазий, что и озеро, и остров, и даже маяк с замком существуют на самом деле.

Было и еще кое-что, то, о чем Миша долго не хотел ей рассказывать, но потом все-таки рассказал. Этот рассказ больше походил на страшную сказку. Впрочем, Миша, опасаясь напугать Анну, и преподнес его как сказку, местный чернокаменский фольклор. По рассказам местных жителей, в озере жило чудовище! И дань в виде человеческих жизней оно собирало исправно. Его никто не видел, но Анна знала, чудовище это древнее, покрытое почерневшей чешуей и поросшее ракушками. Точно такое, как в ее снах.

– Аннушка, не надо принимать все это так близко к сердцу! – Миша заглядывал ей в лицо, улыбался чуть встревоженно. – Уверяю тебя, в каждой деревне имеется такое озеро и чудовище. А еще непременно найдется клад, который оно сторожит.

Клад… А ведь про клад Анна тоже слышала! Давно, в детстве, которое отчего-то почти забыла. Про клад разговаривали дядя Витя и дед Кайсы. Вернее, не про клад, а про сундук, полный золота и самоцветов. Тогда Анна не знала, что такое самоцветы, а золото казалось ей на удивление скучным металлом. Гораздо больше ее заинтересовала картинка, которую дед Кайсы называл картой. Сохранилась ли карта до этих дней? Захотелось проверить, чтобы убедиться в достоверности воспоминаний.

Свой кабинет дядя Витя никогда не запирал на ключ, не было в их доме тех, от кого стоило бы таиться – все свои. Где лежит ключ от ящика его стола, Анна знала. Не представляла она лишь того, какое у нее возникнет гаденькое чувство, когда она этот ключ возьмет, что почувствует себя настоящей воровкой. Может быть, и остановилась бы, передумала, если бы не сны, если бы не с каждым днем становящееся все сильнее свербящее чувство в голове. Словно бы кто-то смотрит тебе в затылок, словно бы мысли твои читает. И нашептывает что-то непонятное, но очень настойчивое. От этого не отвернешься и про совесть забудешь, потому что страшно, по-настоящему страшно. А еще интересно и до правды хочется докопаться. Пусть и таким путем.

А карта нашлась. Она лежала в лакированной деревянной шкатулке на самом дне ящика. Точно такая же, какой запомнила ее Анна. Пожелтевший от времени, но все еще прочный кусок бумаги. Сделанный тушью рисунок оказался слегка потерт на сгибах, но все равно отчетливо различим. Но был ли этот рисунок картой? Анна не знала. Знать мог Миша. И она решилась на еще один проступок.

Миша изучал карту очень долго и внимательно, то снимал, то снова надевал очки, задумчиво ерошил волосы, а потом сказал:

– Аннушка, это не карта. По крайней мере, не топографическая карта. Это какая-то схема, причем неполная. Вот видишь, – он провел указательным пальцем по аккуратно обрезанному краю, – здесь должно быть продолжение.

– И крестик, – сказала она с невеселой усмешкой.

– Какой крестик? – Миша поднял на девушку удивленный взгляд.

– На всех пиратских картах должен быть крестик, указывающий на место, где зарыт клад.

– Аннушка, это не пиратская карта. – Иногда Миша казался ей слишком уж серьезным. Вот как сейчас.

– Но это ведь карта?

– Определенно.

– А карта чего? – Анне уже было по-настоящему интересно, что же такое она нашла. Ведь очевидно, что это что-то важное, если дядя Витя хранит листок под замком.

– Не представляю. – В глазах Миши светилась уже знакомая Анне жажда познаний. – Но мне бы очень хотелось понять! – Он с нежностью погладил карту. – Это ведь история! Понимаешь?

Она понимала. Возможно, она понимала даже больше, чем Миша, просто пока не все вспомнила, но загадочная карта могла стать тем самым ключиком, который отопрет потайную дверцу с детскими воспоминаниями.

– Я ее перерисую, – сказала она твердо.

– Давай лучше я. В такого рода вещах важна точность и соблюдение масштаба.

Чтобы соблюсти масштаб, они решили не перерисовать, а скопировать, со всей возможной тщательностью перенесли карту на кальку.

– Может быть, у твоего дяди есть вторая часть? – спросил Миша, возвращая Анне карту.

– Вряд ли. – Она покачала головой. Если у кого-то и была вторая часть, то у деда Кайсы. Но дед Кайсы как ветер, никогда не знаешь, когда он прилетит и когда улетит обратно.

Анна так и сказала, еще и руками взмахнула, изображая ветер. Калька с переведенной на нее картой едва не слетела со стола. Миша накрыл ее ладонью, а потом и вовсе сложил вчетверо и спрятал в карман. Подумав немного, он спросил:

– А как ты догадалась про карту? Откуда вообще узнала о ее существовании?

Миша был другом, нет, он был больше, чем другом, и тем вечером в библиотеке Анна рассказала ему все: и о своих детских воспоминаниях, и о своих снах, и о своих страхах. Ведь должна же была она хоть кому-то рассказать! Кому-то, кто не станет ее успокаивать и уговаривать не думать о всяких глупостях. Кому-то, кто поверит этим рассказам.

Миша поверил. Он, чужой человек, вчерашний незнакомец, понимал ее лучше родных людей. Это было немного обидно и одновременно чудесно. Так же чудесно, как их самый первый, такой робкий и такой страстный поцелуй. Миша поцеловал ее, когда по уже заведенной традиции проводил до дома. Движения его были порывистыми и неловкими, а очки едва не свалились на мостовую. Наверное, таким и должен быть первый поцелуй, Анне не с чем было сравнивать. Да и не хотелось ей сравнивать! Сердце переполняло удивительное, доселе неведомое ей чувство, словно бы тело сделалось невесомым и звонким как колокольчик. Этот звон даже на какое-то время заглушил зуд, поселившийся в ее голове.