В поисках потерянного рая - Ирина Константиновна Семина

class="p">— Ну, смотри, тебе жить. Я, Вань, того... Ближе к вечеру-то еще к шалашику наведаюсь?

— Да на здоровьице. Буду только рад. Для хозяина ничего не жалко.

— Ладно, бывай! Я тебе сейчас черта болотного пришлю. Он там донной тины для твоей красавицы добыл. Грязевые обертывания делать, она просила.

— Ага, здорово! За это тебе царское спасибо и поясной поклон! Присылай!

Водяной с шумом ушел под воду. Иван заулыбался — представлял, как лягушка будет выглядеть, если ее обмазать донной тиной и слегка промассировать по шкурке. Получалось прикольно.

— Ива-а-ан, — с придыханием сказал кто-то низким грудным голосом, и на глаза ему сзади легли две холодные руки.

— Кикимора, не балуй, — строго сказал Иван-царевич. — Лапы-то ледяные!

— Ну что, уж и поиграть нельзя? — заканючила Кикимора, присаживаясь на соседнюю кочку. — Ну что? Сидишь?

— Сижу.

— Ждешь?

— Жду.

— А чего ждешь? Она вон где-то скачет и о тебе вообще не вспоминает, может быть.

— Ну и что? Поскачет — прискочит. А увидит — так и вспомнит. Тебе-то что?

— Так жалко мне тебя, царевич! Сам видный... Кафтан золотом шитый... Сапоги сафьяновые... Взгляд, осанка! Истинный чмо, право слово!

— Не «чмо», а «мачо», сколько раз тебе говорить? Ты, Кикимора, если уж иностранные слова употребляешь, так хоть в словарь заглядывай. А то обидишь кого невзначай — отбуцкают тебя, и будешь знать!

— Ага, конечно... Беззащитную Кикимору каждый обидеть рад...

— Не прибедняйся. Ты сама кого хочешь обидишь. Чего явилась-то?

— Ой, Вань! Я тут чего подумала? Ты ее, свою зелень пузатую, целовать-то пробовал?

— Не-а. А зачем?

— Ну так в сказках же как? Поцеловал лягушку — и превратилась она в царевну! Тебе чего, няньки в детстве не рассказывали???

— Да рассказывали. Только это... Царевен я видал-перевидал. И не сочтешь! Они мне еще во дворце надоели. Даже хуже горькой редьки. Мне лягушка больше нравится. Ни у кого такой нет, только у меня. Не, не буду целовать.

— Ох, Иван, и странный ты царевич! Обалдеваю просто. Ну, да ладно — ты сам себе монарх, тебе виднее.

Вдалеке раздался шум, плеск, треск. Кикимора завозилась.

— Пойду я. А то вон твоя лягушонка в коробчонке едет. Экая она у тебя беспокойная. Опять все болото взбаламутила! Тоже мне, лягушка-путешественница...

Но Иван уже плохо слушал Кикимору. Он приподнялся с кочки и всматривался из-под руки в том направлении, откуда доносились звуки. Не врала Кикимора: скоро он увидел свою суженую-ряженую. Лицо его расцвело улыбкой: до чего ж потешно она чапала — шумно, поднимая тучи брызг, выпученные глаза вращаются в разные стороны, лапки врастопырку, улыбка во всю физиономию, да еще какие-то цветочки за собой волокет.

— Ива-а-а-а-анище! — завопила она еще издали. — Смотри, какие я кувшинки нашла на том краю болота! Ты щас рухнешь! Реликтовые!

— Кувшинки ей, — ворчливо сказал Иван-царевич. — Шлындаешь весь день, а сама небось еще и не поела. Комаров будешь?

— Буду! — радостно согласилась лягушка. — Голодная — страсть, я все буду! Мне тебе столько всего надо рассказать...

После ужина сидели на кочке, как обычно — закатом любовались. Лягушка на рукав Иванов забралась, к широкому плечу прислонилась.

— Иван! А хочешь, я шкурку скину, девицей обернусь? — спросила лягушка. — Я ж все-таки от рождения царевна... волшебная я, ты ж знаешь.

— Ну вот еще придумала, — строго глянул на нее Иван-царевич. — Ну скинешь, ну обернешься, и что? Придется тебя в стольный город вести, родителям показывать. А там опять — шум, гам, дворцовая жизнь, балы-приемы... ничего хорошего, словом!

— А тебе тут, на болоте, не скучно? — обеспокоенно спросила лягушка. — Ты ж к покоям царским привык!

— Да ну их, эти покои! Ерунда это все. На самом деле там тебе покоя нипочем не дадут, так и будут дергать с утра до вечера. Настоящий покой — тут, у нас, на болоте. Солнечно... тепло... спокойно... лес кругом... жители дружелюбные... ты рядом... Хорошо!

— А как холода настанут?

— А шалашик на что? Я его до снега утеплю, обустрою. Ничего, перезимуем!

— Вань, а ничего, что мы всю сказку нарушили? Там же не так все было?

— А ничего! Другую сложим. Даже не одну. Чего еще делать в шалаше долгими зимними вечерами? Только сказки складывать! Давай-ка, прыгай ко мне за пазуху, лягушка-болтушка! А то свежо становится — еще замерзнешь, возись с тобой потом.

— А хорошо все-таки, что у тебя руки кучерявые, — сонно пробормотала Царевна-лягушка, устраиваясь за пазухой. — Не запули ты тогда стрелу на болото, страшно подумать, что было бы.

— А ты не думай, ты спи, — скрывая улыбку, назидательно посоветовал Иван-царевич. — Стрелы, между прочим, прилетают всегда, куда следует. И «кучерявые руки» здесь вовсе ни при чем! Насочиняешь вечно... Одно слово — лягушка!

* * *

— Вот такая у нас сказка получилась, — развел руками Иван-царевич. — С тех пор и живем тут на болоте. Обосновались, обжились. Гости к нам часто наезжают. Хорошо тут у нас, тихо! Думаю вот профилакторий построить, для городских-то. А то у них там сплошные стрессы да неврозы.

— А разве можно вот так свободно со сказкой обращаться? — не утерпела я. — Как хочу, так и ворочу, что ли?

— Каждый сказку своей жизни сам слагает, — изрекла лягушка. — Ты и автор, ты и участник, да и сказитель тоже. Кто ж тебе запретит придумать все, как сердцу любо?

— А тогда почему вы все-таки в красну девицу не хотите превращаться? — выпалила я очень мучивший меня вопрос.

— Превращаюсь, когда надо, — развеселилась лягушка. — Только я в лягушачьем обличье больше люблю. В сарафане да на каблуках по болоту шибко не попрыгаешь! А мне нравится, я любознательная.

— Да и я ведь ее еще лягушкою полюбил, — добавил Иван. — Мне она в любом образе мила. Сердцу не прикажешь!

— Выходит, не в красоте дело? — задумалась я. — А то мы там всякие прически-маникюры делаем, пилинги-подтяжки, на диетах сидим, из кожи вон лезем, чтобы понравиться...

— А не надо из кожи вон лезть, — тут же отозвался Иван. — Это вон купцовы дочки пусть с утра до вечера свеклой-сметаной мажутся да пред женихами жеманятся. Настоящие Царевичи естественность