Колыбельная звезд - Карен Уайт

Он кивнул, но потом, прежде чем уйти, задал вопрос, который не давал ему покоя:

– Почему Грейс называет тебя Джилли, а не мама?

– Так… так, мне кажется, лучше звучит. Она по-другому не умеет.

Линк понял. Он знал ее родителей и ее отношения с ними. Понял, но он ничего не сказал. Тонкие нити могут образовать внушительную паутину, когда их много соберется вместе. Линку не хотелось, чтобы что-то связало его с Джиллиан.

– Спокойной ночи, – сказал он, собираясь уходить.

– Ты так и не спросил меня про носки и откуда мне это стало известно.

Линк снова посмотрел на нее. На расстоянии это было легче.

– Не было необходимости.

Медленно махая крыльями, как будто воздух сгустился, какое-то создание безмолвно пролетело над ними, сфокусировавшись на своей жертве внизу в камышах. Линк думал, что она скажет что-нибудь еще, но все, что она сказала, было: «Хорошей ночи, Линк».

Джиллиан закрыла дверь, оставив его одного на темных дюнах. Луна освещала путь Линку, и все привидения следовали неотступно за ним, пока он шел к своей машине.

Джиллиан сидела на краю мостков, наблюдая за приливом и отливом, а Грейс танцевала на пальчиках, убегая от соленой пены и широко раскинув руки, словно обнимая ветер. Отступая, волна оставляла за собой океанский выброс и сокровища для детей. Джиллиан вертела на пальце золотое кольцо. Прилив – отлив. Бабушка всегда говорила, что в каждой человеческой жизни есть немного того и другого, чтобы одно уравнивало другое. Но даже во время отлива, когда сухой слежавшийся песок жаждал влаги и океан казался далеко, всегда оставалось что-то в утешение, пока океан не возвращался.

Какая-то часть ее существа желала присоединиться к ребенку и танцевать на песке, гоняться с ветром и дразнить океан, но Джиллиан оставалась на месте, изучая своего ребенка и недоумевая, где дочка научилась смеяться, петь и танцевать.

Грейс остановилась, подняла что-то с песка и взвизгнула от восторга, показывая матери свою находку.

– Джилли, посмотри! Это морской еж. И даже целый!

Разделяя детскую радость, Джиллиан встретила дочку на полпути и взяла сокровище в руку, ощущая, как солнечное тепло переливалось в ее ладонь.

– Очень красиво, Грейси. – Она провела кончиком пальца по узору панциря. – Посмотри, вот это называется «Белая лилия», посередине – звезда Вифлеема.

– О-о-о! – глаза Грейс расширились. – Как замечательно!

– Говорят, что, если она разобьется, оттуда вылетят пять голубей мира. – Джиллиан, улыбаясь, подбросила морского ежа вверх.

– Правда? – спросила испуганно Грейс. – Но нам не нужно разбивать его, если мы не хотим?

Джиллиан наклонилась убрать со лба девочки пряди белокурых волос.

– Нет, нет, Грейси, никогда.

– Посмотри, что я принесла, мама, – прозвучало у нее в памяти. – Мы с бабушкой нашли их на пляже и сделали ожерелья. – Внезапно оробев, Джиллиан убрала мешочек с ракушками и морскими ежами за спину. – Я сделала тебе ожерелье.

Мать подняла на нее взгляд со стеклянных фигурок животных, с которых она сметала пыль, осторожно положила на место розового лебедя и повернулась к Джиллиан. Она подняла брови и не улыбалась.

– Можно мне на него взглянуть?

Джиллиан сделала неуверенный шаг вперед, доставая мешочек из-за спины.

– Я… я сделала тебе ожерелье. С морским ежом. Меня бабушка научила.

Очень осторожно, зная, что оно очень хрупкое, она извлекла ожерелье, улыбаясь прелестной округлости и белизне морского ежа. Джиллиан долго искала на пляже именно такого.

Слишком поздно она услышала шум рассыпавшегося по чистому полу песка. Она взглянула на мать. Та смотрела не на ожерелье, а на грязь на полу.

У Джиллиан сначала задрожало правое колено, потом левое, потом руки и осип голос. Это всегда еще больше раздражало ее мать.

– Прости, мама. Я не нарочно. Я сама все уберу. Я…

Закончить ей не удалось. Мать выдернула мешочек из ее руки, ожерелье упало. Она слышала, как раскололся морской еж, ударившись об пол, но вниз не взглянула.

Мать указала на рассыпанный на полу, как крошечные слезинки, песок.

– Посмотри, что ты наделала! Посмотри, что ты наделала! И ничего ты не уберешь – ты никогда не убираешь. Ты только разводишь еще большее безобразие. Ты думаешь, я твоя служанка, убирающая за тобой твою грязь. Мне это опротивело. Ты слышишь меня? Опротивело!

Голос матери возвысился, дошел почти что до крика, только еще страшнее. Джиллиан хотела, чтобы папа был дома: мама при нем не была такая.

– Прости, мама. Прости. Мне очень жаль.

– Я тебе покажу, как жаль.

Схватив ее за руку с такой силой, что Джиллиан вскрикнула, мать потащила ее в холл.

– Нет, мама. Нет. Пожалуйста, не надо!

Джиллиан плакала, зная, что от этого только будет хуже, но не могла остановиться. Но она туда не пойдет, она не может. Джиллиан знала, что умрет, если ее снова заставят идти туда.

Свободной рукой мать открыла дверь чулана.

– Вот мы увидим теперь, как тебе жаль.

Джиллиан кричала и вырывалась, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но руки ее скользили по крашеному дереву. Мать втолкнула девочку в чулан и заперла дверь. Джиллиан задыхалась от страха в захватившей ее, как пасть чудовища, тьме. Ей казалось, что она видит в этой тьме чьи-то лица и как будто какой-то ветер, которого она не видела и не слышала, обдувал шею и спину.

Она больше не могла кричать и закрыла глаза. Руки девочки были исцарапаны до крови. Она заснула, прислонившись к двери, и видела во сне солнечный свет, танцевавший на океанских волнах.

Маленькая рука коснулась щеки, возвращая ее к действительности.

– Почему ты такая печальная, Джилли?

Джиллиан взяла дочь за руку и держала ее, стараясь обрести голос и пытаясь улыбнуться.

– Я не печальная, Грейси, думаю, я просто устала. – Женщина поднялась, стряхивая песок с колен. – Пойдем, я покажу тебе, где еще можно найти морских ежей, а потом мы сделаем из них ожерелья. Может быть, мы сделаем одно для твоей новой учительницы. – Грейс устремила на мать твердый взгляд, и у Джиллиан снова появилось такое чувство, словно они поменялись ролями. – Ты старушка в душе, Грейси. Может быть, я когда-нибудь объясню тебе, что это значит.

Потянув дочь за руку, Джиллиан повела ее на пляж, где песок встречался с водой и сокровища ожидали, пока их отыщут.

Стук молотка и жужжание пилы наполняли теплый воздух своеобразной музыкой. Для Линка не было более приятных звуков и лучшего запаха, чем аромат свежего дерева. У него руки чесались самому строить, когда он наблюдал за рабочими, закреплявшими балки на крыше. Страсть создавать что-то из ничего, видеть красоту в чем-то созданном своими руками была стержнем его существования, силой, заставившей его осуществить свою мечту и изучить архитектуру.